Дочь железного дракона - Майкл Суэнвик

— Спасибо, дорогой, ты так мил! — Она нахмурилась, но тут же потянулась и порывисто обняла его. С лукавой улыбкой она спросила Джейн: — Я никогда тебе не рассказывала, как мы с Питером познакомились?

— Ей это совершенно неинтересно!

— Нет, очень интересно! Расскажи, пожалуйста!

— Ладно. Когда я была молодая… — Питер поднял два пальца, это значило: два года назад, — … я жила в ужасном месте. В прицепе, можешь себе представить, на краю болота, там был целый поселок из таких домиков на колесах. Комары как кусались — ужас! — а на деревьях водились белые обезьяны, которые могли прыгнуть на тебя и затащить к себе наверх, если поздно идешь. Они могли откусить все пальцы на руках и на ногах и уши тоже. Я знала девушку, которая лишилась носа.

Гвен вздрогнула. Даже вздрагивала она красиво.

— Я так мучилась там! У меня ничего не было. И вот однажды…

Она замолчала, подняв глаза кверху, словно всматриваясь в свое прошлое.

Джейн чувствовала прилив сил и бодрости, ее тянуло плясать, сердце стучало. Она делала над собой усилие, чтобы не запрыгать на кровати. Профиль Гвен восхищал ее своей красотой — такой чистый, законченный рисунок! Джейн в нетерпении наклонилась:

— Что? Что тогда случилось?

— А? Ну, в общем-то, ничего. Если под «случилось» ты понимаешь какое-то событие или чьи-то слова, которые меня подтолкнули. — Она насыпала на зеркало еще порошка, наклонилась и растолкла его позолоченным бритвенным лезвием. — Просто я не могла больше этого выносить. Такое ужасное однообразие, понимаешь? Все дни как один — серые, серые, серые!.. Я ушла.

Она сделала паузу и нюхнула еще порошка.

— От нашего поселка тянулась тропинка в глубь болота. По бокам ее была свалка — негодные холодильники, строительный мусор. Стояли лужи химических отходов. Их покрывала густая коричневая пленка. Но не все. Были лужи, которые тянулись за тобой, от них приходилось убегать. Некоторые были такие красивые-красивые, бирюзовые, от них шли ядовитые испарения, можно было умереть, если засмотришься. Но потом эта тропка приводила в первозданные, нетронутые места. Там были пруды, очень глубокие, до самого сердца земли, и в них росли черные яблоки.

— Черные яблоки?

— Да. Я шла больше часа, вся вспотела и исцарапалась. Но я нашла один такой пруд. Было так тихо, вода гладкая, как зеркало. Я огляделась вокруг, нет ли кого, и разделась. На мне были ужасная цветастая блузка и мешковатые джинсы. Я сбросила эту дешевую дрянь. Грело солнце, дул легкий ветерок… Я показалась себе такой красивой!

— Ты и была очень красивой, — серьезно сказал Питер.

— Милый он, правда? Но не перебивай. Ну вот, я набралась храбрости, вздохнула глубоко и бросилась в воду. Это был единственный храбрый поступок за всю мою жизнь. — Гвен положила зеркальце на колени, перевернула табакерку и постучала по донышку, но ничего не высыпалось. — Тьфу ты, черт! Больше нет? Питер! Ты же должен был запастись! — Она отшвырнула табакерку и зеркало. — Надоело мне здесь! Пошли отсюда!

— Куда? — спросил Питер.

— А, плевать, все равно куда! Клубы скоро откроются, придумаем что-нибудь. Пошли!

Опять внизу ждала карета. Они сели, поехали. Гвен застучала ладонью в вверх. «Быстрее!» Гном поехал быстрее. Одно прикосновение к кнопке — и раздалась музыка. Группа «Лешие», альбом «Майский день». Гвен смотрела в окно.

— И что было дальше? — спросила Джейн. — Когда ты бросилась в пруд.

Гвен вздрогнула, повернулась к ней, нахмурилась. Потом ее настроение снова изменилось, и она улыбнулась.

— Я погружалась все глубже. Сначала вода была коричневая, как чай, но потом стала густо-черной, и я уже ничего не видела. Я перестала понимать, погружаюсь я или поднимаюсь, но, конечно, я опускалась, потому что поверхность не показывалась. Легким было больно, а уши — ты не представляешь! — как будто в них гвозди забивали.

Ко мне что-то прикасалось, щупальца или усики, нежно-нежно, словно меня ласкало множество маленьких любовников. Потом они стали настойчивее, опутали меня, как веревки, зажали лицо. Я тонула. И, хотя этого я и хотела, я невольно начала бороться. Но, как я ни билась, я только еще больше запутывалась. Наконец я уже не могла пошевелиться. И тут что-то ударило меня по губам.

Оно было мягкое, как перезрелая слива, а величиной с мой кулак. Это и было черное яблоко, я это сразу поняла. Обычно они растут гораздо глубже, но это почему-то оказалось недалеко от поверхности. И я подумала: как сладко умереть с яблоком во рту.

Гвен протянула руку и положила Питеру на колено. Он чуть придвинулся к ней, и она рассеянно стала поглаживать его бедро изнутри.

— Я откусила кусочек. Оно было вовсе не сладкое, нет! Оно было горькое-горькое, восхитительно горькое.

Питер закрыл глаза и пробормотал:

— Ну вот, худшее позади.

— Щупальца выпустили меня, и я стала подниматься. Меня переполняла энергия, а вода делалась все светлее, все ярче. Я видела круг яркого света — это была поверхность пруда, и вот по ней пошла рябь…

— А что это за черные яблоки? — спросила Джейн, но никто ей не ответил.

— Я стоял на берегу, и тут она вынырнула. Это было фантастическое зрелище, никто такого не видел! Только что ничего не было, и вдруг прекрасная, обнаженная… — Питеру не хватало слов. — Словно солнце взошло среди ночи.

— А что ты делал на болоте?

— Собирал пиявок для урока фармакологии. Так что с Гвен мне повезло, потому что на ней висели сотни…

— Питер!

— …громадных пиявок, зеленых, золотых, они были везде — на груди, на лице, на ногах — везде! Мы их сто лет снимали.

— Сукин ты сын! Ты же обещал об этом молчать!

— И не думал обещать.

— Я тебе приказывала, а это то же самое. — Она стукнула его в грудь, потом стала щекотать. Он обмяк от смеха, прижавшись к окну. — Негодяй! Предатель! — Карета накренилась. Снаружи была враждебная улица, а внутри — свет, смех, тепло. Джейн чувствовала себя неловко, и все же ей было очень хорошо.

Гвен перестала щекотать Питера. Когда он отдышался, она схватила его руку и начала, причмокивая, облизывать кончики пальцев.

— Чего бы ты хотел? — Она заглянула ему в глаза. — Скажи мне, чего бы тебе сейчас хотелось?

Он ответил без всякой надежды:

— Ты знаешь, чего я хочу. Быть с тобой, только вдвоем, вместе, всегда.

Гвен откинулась на сиденье.

— Да, — томно сказала она, — это было бы мило, верно?

Может быть, на Джейн еще действовал порошок — правда, возбуждение прошло, оставив только чувство пустоты и сухости в горле, — но, возможно, порошок имел замедленное дурманящее действие — во всяком случае, Джейн сказала:

— Послушай, ведь жертва должна быть добровольной, правда? Что будет, если ты просто откажешься? Тогда они возьмут вторую прошлогоднюю кандидатку, а вы с Питером будете свободны. Ты сможешь вернуться к нормальной жизни.