Вино с нотками смерти - Виктория Викторовна Балашова

Сиверс. — Мы все видели, как реагировала доска, а значит и дух князя, на прикосновение его пальцев. Да, раньше никто не должен был знать, кто является хранителями книг. Однако сейчас, к сожалению, информация стала распространяться. Поэтому, думаю, напротив, если мы все будем знать, где фолиант, то сможем помочь господину Радецкому справиться с его непростой задачей.

Графа Берга вывели из комнаты. Опять на некоторое время установилась тишина.

— На днях, Герман Игнатьевич, сможете забрать фолиант к себе на хранение. Только оформим все бумаги, — произнес Курекин. — И спасибо за помощь!

— Я подозревал Берга, — ответил Герман. — Но без вас у нас не получилось бы найти доказательства. Все это были лишь умозрительные заключения, основанные на догадке.

— Господа, а нам-то расскажите! У вас, оказывается, был хитроумный план! — Сиверс всплеснул руками. — Безумно же любопытно!

Со всех сторон послышались выкрики: «Да, расскажите подробности!»

— Ведь так ничего и не понятно, — надув губы произнесла Ольга Михайловна. — Что сказала Глаша, в чем признался Герасим? Его вина в чем?

— Хорошо, расскажу, — кивнул Петр Васильевич. — Пройдемте в столовую, а то эта комната на меня навевает тоску.

***

И Курекина, и Германа Игнатьевича терзала одна мысль — у кого был мотив убивать князя. Граф Сиверс, конечно, тоже походил на человека, который мог бы хотеть заполучить фолиант. Однако, даже если отмести всякие психологические моменты (а Петр Васильевич был большим любителем методов Шерлока Холмса — главного героя только появившихся английских детективов, и пытался применять их, впрочем, всегда подкрепляя свои измышления доказательной базой), получалось, что быстро нанести удар кинжалом несчастной герцогине ему было несподручно — далековато он сидел. А уж еще дальше он сидел от князя, ведь стало ясно, что целью был именно Гагарин. Более того, удар нанесли слева, что Сиверсу было проще сделать правой рукой. Если посмотреть, как все сидели, получалось, самое удобное положение оказывалось у Берга, так как Бобрыкин, хоть и сидел рядом с герцогиней, но по ее правую руку. Бобрыкина Курекин все же со счетов не сбрасывал, хотя против него играл и другой фактор: он никогда не служил. Бобрыкин всегда занимался финансами, участвовал в организации русского павильона аж на двух парижских выставках, на вид был человеком неспешным. А удар кинжалом явно наносил человек с немалой сноровкой, которая у бывшего военного, известного задиры и дуэлянта графа Берга была налицо.

— Но откуда ж брать доказательства? — продолжил Петр Васильевич, попыхивая трубкой и явно наслаждаясь ролью своего кумира Холмса. — Тут Герман Игнатьевич мне и предлагает: а давайте, мол, проведем опять сеанс. Если хотели убить Берга, его могут опять попытаться убить. Если виновен он, то пусть доска так и скажет, а мы ей маленько поможем. Когда уже все собрались, я не стал мешать исполнению плана, но к тому моменту Глаша успела нам показать, где хранятся в доме лекарства — ведь что-то сыграло роль яда и следовало его обнаружить. И вот в шкафчике мы видим порошок с атропином. Глаша говорит, что граф его применял для тонуса — он страдал упадками сил, и ему прописали малые дозы этого порошка. К тому моменту, мне сообщили, что в стакане с водой найден именно атропин, который в больших дозах и вызывает отравление. Совпадение? Вряд ли… В стакане атропина было много, но человеку к нему привычному, к тому же выпившему всего ничего, он вреда нанести большого не мог. Да, граф почувствовал слабость, головокружение, но эти симптомы через некоторое время прошли, тем более, что ему сделали промывание. Однако прежде чем идти к графу, мы пошли допрашивать Герасима.

Аудитория собралась весьма внимательная. Они ловили каждое слово следователя, хоть и параллельно успокаивали себе нервы, кто чем: Сиверс тоже курил трубку и попивал коньяк, Герман Игнатьевич жевал засахаренный миндаль, Ольга Михайловна опять не побрезговала хересом, а Бобрыкин и Каперс-Чуховской отдавали должное рябиновой.

— Не смотрите, что Герасим на вид плечист, ростом высок, а лицом суров, — продолжал вещать Курекин. — На деле психика его оказалась весьма хрупкой. Мы его безвинно спросили про порошок, а он в истерику бросился. Кричит: «Не морил я его сиятельство!» А тут я и подпустил ему нервов. Говорю: «Глафира показала, что видела, как ты шел в комнату графа». Ох, что тут началось! А ведь я ничего особого не сказал. Но Герасим начал колоться. Продолжил кричать, что графа не морил, но признался, что помогал красть фолиант — видимо, порешил этот грех наименьшим. В темноте, во время сеанса, Герасим взял книгу и положил в лифт. Он понятия не имел о намерениях графа. Тот его, наивную душу, убедил, что фолиант князь обманом заполучил, а принадлежит книга Бергу. Затем планировалось книгу из лифта изъять и перепрятать. Но началась суматоха. Пришлось Герасиму бежать за врачом, потом за полицией. Короче говоря, он успел лишь на кнопку нажать на кухне, дабы книга приехала из спиритической комнаты вниз. Тащить ее куда-либо при полном доме шныряющих полицейских стало невозможно. Граф Берг не знал, что точно нам рассказали Глафира и Герасим — поди сообрази, что они могли видеть. Плюс, наш с Германом Игнатьевичем план тоже сработал. Граф Берг весьма сильно верил в потусторонние материи, а потому ужаснулся собственной фамилии, которая сложилась из букв на доске.

— Так вы не медиум, Герман Игнатьевич? — граф Сиверс вздохнул. — А, впрочем, ладно. Храните книгу, раз так вышло. Как ни крути, а вас выбрала судьба. Ее перст!

***

После, Ольга Михайловна долго еще пытала своего жениха, а потом и мужа, на предмет того, что он чувствовал, и кто кем повелевал: Герман ли указателем на доске или указатель вел его пальцы… К графу Толстому они сходили в Ясную поляну, пройдя почти все расстояние пешком, о чем появилась, впоследствии сильно нашумевшая, статья в «Освобожденной Галатее».

Кстати, после знаменательного сеанса как-то невзначай граф Сиверс начал ухаживать за вдовой — герцогиней Генриеттой де Бельфорд, что закончилось свадьбой, на которой, конечно, присутствовали новоиспеченные супруги Радецкие.

Пожалуй, и можно было бы на этом закончить рассказ, только все же упомянем один нюанс. Граф Берг каким-то чудом бежал из крепости, где он содержался до исполнения приговора. В памяти у людей всплывал другой граф — француз Монте-Кристо, впрочем, подземного хода из темницы не обнаружили, да и мешки с трупами в Москва-реку бросать было в городе не принято. Как сбежал, если только спиритической доске известно, но гадать на сей раз не стали.

Послесловие

После революции именьице возле села Щелыхово Костромской губернии у Германа Игнатьевича Радецкого