Я его убила. Истории женщин-серийных убийц, рассказанные ими самими - Микки Нокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне всегда нравилась Мэрилин Монро, я хотела быть на нее похожей, хотя бы в чем-то. Когда она появлялась на экране, все как будто становилось легче, воздушнее и красивее. Из-за нее я впервые перекрасила волосы в светлый цвет. От этого мало что изменилось, но мне казалось, я стала немного красивее.
Эйлин Уорнос
Так продолжается на протяжении всех лет жизни с Ларри и Айлин. Мы с Китом учимся быть незаметными и послушными, не пытаться что-то изменить, понимаете? В маленьких городках учат только одному – покорности. Так должна пройти вся наша жизнь, равно как и жизнь наших одноклассников, друзей и всех обитателей богом забытого Троя. Маленький дом на две комнаты, сколоченный из какого-то строительного мусора. Купленный за три доллара на гаражной распродаже стол, который постепенно умирает во дворе. Гора немытой, загаженной мухами посуды. Айлин в своем вечном балахоне с цветочками. Продавленный диван и дряхлый телевизор. Из всего этого и состоит наша жизнь.
Сколько себя помню, я все время хочу есть. Порой это желание на время затихает, а временами я готова продать душу дьяволу ради бургера. Заметив, что я голодна, Ларри в такие минуты никогда не дает мне еды. Айлин иногда подкармливает нас с братом, но если это видит дед, то начинается дикий скандал.
Однажды мы с Китом натыкаемся на заброшенный дом в лесу. До него можно добежать за пять минут. Эта сторожка служит нам сначала шалашом, а потом и убежищем. Сюда я удираю каждый раз, когда Ларри напивается. По нескольку дней я остаюсь совершенно одна, и, пожалуй, это лучшие моменты моей жизни.
Чтобы заработать, я мою машины на заправке, пока меня не замечает банда местных ребят. Они давно «закрепили» это место за собой и обещают убить каждого, кого увидят хотя бы в миле отсюда. На самом деле ничего смертельного не происходит: они просто поколачивают смельчаков вроде меня. Пару раз все даже сходит мне с рук, но потом меня все же хватают. Приходится поклясться им, что я больше никогда даже не приближусь к заправке. Но у меня нет других возможностей заработать.
Несколько раз нас навещает служба опеки, чтобы проверить условия, в которых мы с Китом живем. Им никогда нет дела до того, как мы себя чувствуем и всего ли нам хватает. Они прекрасно понимают, что ни черта не хватает. Если даже родителям мы не нужны, что уж говорить о бабушке с дедом? Социальный работник хочет убедиться только в одном – живы ли мы, чтобы поставить крестик или галочку на своем бланке. Один раз он не застает нас дома, а Ларри понятия не имеет, где его внуки. По правде говоря, дед в таком состоянии, что не смог бы сказать и кто мы с Китом такие. Нас все же находят и отправляют в приемную семью.
Возможно, есть те, кто берет на воспитание трудных подростков для того, чтобы помочь им или чтобы сделать мир лучше. Наверное. Я таких не знаю. Приемные родители, к которым меня отправляют, неплохие люди, но их не волнуют мои проблемы, они просто хотят получать пособие. В этом нет ничего зазорного, это просто плата за их услуги. Обычно люди тихо ненавидят свою работу и мечтают уйти с нее пораньше, а прийти попозже. В моем случае приемные отец и мать ненавидели меня не сильнее, чем иные свою работу. Это не та ярость, в которую иногда впадал Ларри. Это обычная неприязнь к назойливым и скучным обязанностям. Мы с Китом тоже не испытываем теплых чувств к нашим благодетелям. Не из злобы, не из желания вернуться в убогий одноэтажный дом на окраине Троя, а просто потому, что так принято. Трудные подростки, которых взяли под опеку, обычно стремятся сбежать из дома. Хотя бы ради того, чтобы их кто-нибудь пошел искать. Никто никогда этого не делал, но детскому сердцу свойственно надеяться. Мы сбегаем и возвращаемся в Трой несколько раз подряд, а потом служба опеки сдается и разрешает нам остаться с бабушкой и дедом.
Мне одиннадцать лет, когда я начинаю зарабатывать на жизнь. Мы с компанией проводим время у озера. Несколько человек отправляются прыгать с заброшенной вышки, а я остаюсь у костра вместе с тремя парнями.
– Том, одолжишь мне пять баксов? – спрашиваю я одного из них. Мне известно, что ему вчера выдали карманные деньги. Он знает, что я вечно хочу есть и на еду мне приходиться добывать деньги самой.
– А чем отдавать собираешься? – хохочет он. – Покажешь сиськи, тогда дам. Можешь даже не возвращать долг.
Второй парень хихикает и искоса на меня поглядывает. Сейчас уже не помню его имени. Зачем вообще запоминать чьи-то имена?
– Серьезно, чего тебе стоит? Я видел, как ты перед Ларри раздеваешься, чем я хуже?..
Я встаю и стягиваю с себя футболку. Они оба немеют, то ли от страха, то ли от неожиданности, но уж точно не от возбуждения. В тот миг мне кажется, что я сделала что-то дурное, хотя и повела себя как послушная девочка. Ведь верно?
– Где мои пять баксов? – спрашиваю я, когда мне надоедает смотреть на их застывшие физиономии.
Уже на следующий день один мальчишка зовет меня покурить на задний двор школы и предлагает пару сигарет, если я задеру футболку. Хорошая сделка.
Когда я опускаю топ, парень все еще продолжает пялиться, а джинсы на его ширинке топорщатся.
– Поможешь? – спрашивает он, протягивая целую пачку.
Мне двенадцать. Наверное, в Чикаго, Нью-Йорке или другом подобном месте подобные рассказы кажутся чем-то вроде репортажа из джунглей, но это не так. Мы все, несколько сотен учеников государственной школы города Трой, живем одинаково. Все окна однотипных одноэтажных хибар, сколоченных из фанеры и гнилых досок, зашторены, и за каждым из них мужчины пьют дешевый алкоголь, колотят своих жен и насилуют детей. Не стоит обманываться. За каждым.
С того самого дня, как я заработала свою первую пачку сигарет, все меняется. Я этого не замечаю. Это сейчас, когда каждый день проходит в ожидании того, как тебя проведут по белому коридору, начинаешь вспоминать и понимать. Поначалу все это забавляет. Я провожу время в компании с парнями