Люфт. Талая вода - Хелен Тодд

Уже утром, едва посерело небо, девочка насыпала козе сухой травы и принялась за готовку. Когда все дела с вчера были выполнены, она взяла потертые шерстяные носки, положила в них сено, после чего накрыла тряпками (чтобы не кололось) и надела: так не будут леденеть ноги. И вышла.

Дорога была неблизкой, до столовой, куда Халу взяли посудомойкой, идти пришлось больше часа.

Она проскользнула в здание никем не замеченной.

Помещение столовой располагалось на первом этаже. Окрашенные в зеленый цвет стены, частично облицованные квадратной белой плиткой с черными швами. Странные полы, вроде из камня, а вроде и нет. Будто это бетон с вкраплениями щебня. Длинные газовые лампы в рифленых коробах. Все тускло, безвкусно и по-своему убого.

Но Халу это не угнетало. Ей казалось, что в большом, практически промышленном здании тепло. Так оно и было, здесь однозначно теплее, чем у нее дома.

Девочка прошла на кухню, после в подсобку, где располагались мойки, и принялась за работу. Огромные кастрюли были едва ли не больше ее самой, но она не думала об этом. Старательно мыла, драила железной щеткой пригоревшее дно.

Как только часть работы была выполнена, Хала решила отнести вымытую посуду в соседнее помещение, туда, где готовили.

Идти было тяжело. На глаза наворачивались слезы, но девочка старательно скрывала боль, которая изо дня в день только усиливалась. И вот, споткнувшись о порог, она упала. Виновато посмотрела на повара, извинилась.

– А ну-ка, встань и закатай брюки. Ну же.

Хала, вытерев слезы, выполнила просьбу. Не смотрела. Было страшно. Знала, что уже ничего не поделать с этим, но каждый раз пыталась не думать, абстрагироваться.

– Господи… тебе бы к врачу. – Мужчина покачал головой.

– Незачем. Мне выписали лекарства, но где их взять? Больших денег стоят.

– Назови. Завтра достану, ничего не будешь должна, не спрашивай. Вылечишься, возвращайся на работу, никого вместо тебя не возьмем, не бойся.

На этом все оборвалось. Ани почувствовала мертвецкий холод: дверь пекарни почему-то была открытой, и через нее внутрь проникал ветер. Неподалеку послышался выстрел. Один, после второй, третий.

Внутри все замерло, сжалось. Аннетт застыла, не в состоянии сдвинуться с места.

Теперь она отчетливо поняла, что в этой реальности пекарню тепло покидает навсегда.

Ощущение холода и тревоги сменилось головокружением. Теплые утренние лучи солнца согрели пекарню. Яркие блики зайчиками рассыпались по стенам, то и дело колыхаясь, как только кто-то открывал дверь.

По прилавку были рассыпаны хлебные крошки. Они напомнили Аннетт, что стоит работать. И пусть в ее сердце все еще болезненно откликались воспоминания о недавней реальности, Аннетт заправила за уши волосы и переспросила покупателя, что он заказывал. На размышления не было времени. Жизнь не ждет.

– Буханку ржаного. Вам нехорошо?

Мужчина взволнованно посмотрел. Не стал торопить и злиться. Его мягкий взгляд успокаивал. Казалось, пекарня специально выбрала именно этот момент для перемещения. Словно говорила, что отогреет и поможет спастись от тяжелых воспоминаний. Хотелось в это верить.

И Ани старалась забыть обо всем, отпустить волнения. Так раны не напоминали о себе, и стало легче дышать. Она ценила эти небольшие моменты света, старалась переступить через неприятие и страх магической реальности, в которой она была просто небольшим сердцем, питающим чьи-то жизни теплом.

– Не переживайте так, я ведь не спешил. А вот посетительница у окна, – он украдкой оглянулся на высокую, слегка несуразную женщину, – явно не в восторге. Но вы не обращайте внимания. Она живет неподалеку от меня. Скажем, ее угрозы ничего не значат. Все ее влияние, пожалуй, на словах и завершается. Мисс Дестер успевает скандалить почти со всеми магазинами в округе. А вы, видимо, недавно здесь. Не переживайте. И хорошего вам дня!

Мужчина улыбнулся, радуясь ответной реакции Ани. Искренне хотел помочь, но понимал: работы много, поэтому не задерживал. Облокотился о трость, взял под мышку пакет и уступил место следующему покупателю.

Несколько секунд Аннетт пыталась вспомнить, кого ей напоминает мисс Дестер, и сразу же нахмурилась. Это именно та женщина, с которой была Тильда. Сердце неприятно кольнуло. Неужели зеркало обмануло и ничего не изменится?

– Мистер Уильтер! Я так рада встретить вас в этой пекарне. Не думала, что она настолько популярна. Какой хлеб любите? – Женщина широко улыбнулась.

Мать Тильды расправила плечи, гордо приподняла подбородок, явно демонстрируя свою уверенность и положение в обществе, ведь не каждый решился бы заговорить с владельцем птицефабрики, учитывая, что тот ведет общение в кругу высокопоставленных и обеспеченных лиц. Впрочем, так только говорили. Он был достаточно скрытным человеком и старательно избегал шумихи вокруг своей персоны. Молли рассказывала, что его часто видели на окраине города, там, где в серых домах-коробках жили малообеспеченные семьи. По ее словам, он им помогал.

– Я озвучу свой заказ возле прилавка. Если не ошибаюсь, мисс Дестер, верно?

На фоне спокойной вежливости мистера Уильтера напыщенность женщины выглядела очень странно.

– Для вас просто Женевьева.

Ее губы расплылись в улыбке. Она была слащавой, наигранной. Аннетт невольно нахмурилась, наблюдая за этим. Помнила, как в зеркале смотрела за общением мисс Дестер с дочерью. Там не было даже тени приятных эмоций, попыток быть мягче, пусть не по-настоящему.

– Я неправильно посчитал?

– Нет, нет, все в порядке.

Аннетт завернула хлеб для военного. Однажды он уже заходил в пекарню, тогда ему удалось до красноты смутить Молли одним своим присутствием.

– Благодарю, до встречи!

За прилавком становилось слишком душно. Ани спешила выполнять заказы и записывать их в блокнот, но краем глаза наблюдала за мисс Дестер. История ее дочери неприятным осадком осталась внутри. Он то исчезал, то накатывал вновь, нарушая спокойствие и спеша напомнить, что испытывала Тильда.

– О, я так рада слышать, что вы придете к нам на вечер! Он будет особенным, моя дочь поступила в закрытый элитный пансион. В Тальвиле он один из самых лучших, не считая мужского, но ее ведь не примут туда.

– Поступила? Насколько я знаю, они выбирают детей сами. И критерии отбора, мне кажется, не зависят от оценок.

– Значит, ее выбрали. Или хотите сказать, что это не престижно?

Женевьева подняла бровь, отчетливо чувствуя неладное. Настрой мистера Уильтера ей не нравился, но, видимо, его статус и желание заполучить такого гостя взяли верх, и женщина покачала головой, стараясь убрать с лица возмущение.

– Это шанс, что ваша дочь получит хорошее образование. Мне кажется, это важнее престижа. Разве нет?