Александр III. Заложник судьбы - Нина Павловна Бойко

оставаться в случае отъезда государя в Россию. Теперь все еще держалось только благодаря присутствию государя при армии, а не то бы наш главнокомандующий так бы напутал со своим милым штабом, что пришлось бы еще хуже нам. Мы все с ужасом смотрим на отъезд государя из армии при таких условиях, и что с нами будет, одному Богу известно. Грешно оставлять нашу чудную, дивную, дорогую армию в таких руках, тем более что Николай Николаевич положительно потерял популярность в армии и всякое доверие к нему. Пора бы, и очень пора, переменить главнокомандующего, а не то опять попадем впросак. Надежды мало, но, Бог даст, и будет перемена в военачальнике».

Не менее чем некомпетентность главнокомандующего и бессовестность его штаба, цесаревича возмущали порядки в тылу: «Интендантская часть отвратительная, и ничего не делается, чтобы поправить ее. Воровство и мошенничество страшное, и казну обкрадывают в огромных размерах».

Царь тоже был в бешенстве от воровства. В письме к Долгорукой прямо назвал главных виновников: графа Шувалова и любовницу главнокомандующего балерину Числову. «Наша армия благодаря им почти без провианта. Пользуясь этим, турки наседают. В столь же отчаянном положении и наша санитарная часть. Я посетил госпиталь, рассчитанный на 600 раненых, а застал в нем 2 300 человек!»

Главным подрядчиком по интендантству была компания, состоявшая из Грегера, Горвица, Когена и Варшавского. Громадный подряд ей выклянчил Грегер, знакомый с начальником Главного штаба и Числовой. После войны компания еще требовала «недополученную» сумму в несколько миллионов рублей, и благодаря ходатайству Долгорукой перед государем, деньги, в которых компании было отказано как правительственной комиссией, так и судом, отдали. Обе любовницы – главнокомандующего и государя были замешаны в этой бесчеловечной афере.

12 октября турецкой пулей сразило двоюродного брата цесаревича, двадцативосьмилетнего Сергея Лейхтербергского. «До того нас всех поразила смерть бедного Сережи, – сообщал Александр жене, – ты можешь себе представить, когда видишь человека веселого, здорового еще за несколько часов и вдруг узнать, что он убит!.»

Наконец 14 ноября у Трестеника и Мечки произошел решительный бой, в котором победа вновь досталась Рущукскому отряду. Дризен полностью приписывал одержанную победу стойкости и храбрости офицеров и солдат, которые дрались против четырежды сильнейшего врага. За бой под Трестеником 150 солдат получили георгиевские кресты. Этим сражением окончилась активная боевая деятельность Рущукского отряда. Сулейман-паша, видя невозможность прорыва линии Трестеник – Мечки, больше не пытался штурмовать русские позиции.

В каждом письме Александр успокаивал Минни: «…не грусти и не печалься, и не забывай, что я не один в таком положении, а десятки тысяч нас, русских, покинувших свои семейства за честное, прямое и святое дело. А ты молись за меня, и Господь, верно, не оставит нас. Иногда становится тяжело и грустно здесь одному, и думаю о своих, и как бы хорошо быть всем вместе, но это, конечно, когда стоишь так долго на месте и ждешь, всё ждешь, когда-то будет дело. Иногда у меня положительно бывает тоска по родине, но я стараюсь прогнать от себя подобные чувства, и не следует давать им волю, тем более что сколько десятков тысяч людей в таком же положении, как и я, а служат и идут, куда прикажут».

Александр был заботливым командиром: «…Переходя за сим к состоянию войск вверенного мне отряда, имею честь уведомить ваше высочество, что в санитарном отношении оно удовлетворительное, причем люди имеют вид бодрый и здоровый. Дух войск хорош», – докладывал главнокомандующему. А в письмах к Победоносцеву рассказывал: «Большею частью мой отряд выстроил себе землянки, в которых и тепло и сухо, и устроены печки, так как разместить по деревням нет никакой возможности: так мало помещений в здешних селах, и дома очень малы. Больных, слава Богу, значительно уменьшилось, и вообще санитарное состояние армии еще относительно в очень хорошем виде и жаловаться нельзя».

Написал жене: «…вчера в 11 часов утра получил присланные тобой вещи для офицеров и солдат. Первый транспорт уже роздан во все части, где в каждом полку устроена была лотерея и доставила большое удовольствие людям, и этим путем никто не был обижен, а иначе не знаешь, как раздавать вещи. Тюк с двадцатью пудами табаку, который по ошибке остался в Систове, я на днях получил и послал в части. Если будешь еще присылать, то, пожалуйста, побольше табаку и именно махорки; это главное удовольствие бедных солдат, и даже более удовольствие делает им махорка, чем чай, который они получают иногда от казны, а табак никогда. Одеяла, чулки, колпаки и проч. – все это хорошие вещи и нужны. Папиросы для офицеров тоже нужны, здесь трудно достать, да и дороги. Датские фуфайки – чудные и теплые, и будет весьма приятно и полезно, если ты выпишешь еще подобные для офицеров и солдат».

«Как скучно без тебя. Ты этого и представить не можешь, потому что я тебя гораздо больше люблю, чем ты меня, – отвечала Минни. – Все более и более непереносимым становится для меня жить вдали от тебя, в разлуке… Я только что пришла из церкви, где горячо молилась Господу Богу за твое спасение, мой ангел, и за всю нашу дорогую доблестную армию».

Она активно занималась в Красном Кресте, принимая сестер милосердия, обученных на медицинских курсах, отправляя их с санитарными поездами на фронт. Проверяла склады, куда жители города приносили дары для армии, и отправляла в воинские части. Организовала в Аничковом дворце мастерские, где на «Зингерах» шили белье для раненых. Это была уже не прежняя Русалочка, это была сильная, волевая женщина, требующая неукоснительного исполнения того, что касалось армии. (24 апреля 1878 года указом Александра II Мария Федоровна будет награждена знаком отличия Красного Креста первой степени за попечительство о раненых и больных воинах).

Александр попросил ее, зная, что выполнит: «Закажи на мои личные деньги шесть колоколов для здешних церквей, потому что у них совсем нет, и они колотят в доски вместо колоколов. Колокола должны быть все шесть одинаковой величины, не очень большие, немного более колоколов, которые обыкновенно висят на гауптвахтах, но с хорошим звоном. Если возможно купить готовые, было бы лучше и скорее прислать их ко мне».

Он с уважением относился к любой религии, с неприязнью смотрел, как болгары занимают мечети под пороховые склады, рвут священные мусульманские книги, разбрасывая их по улицам. Подобрал лист какого-то писания, отослал Минни. И с ненавистью смотрел на зверства мусульман – отрубленные головы болгар, накиданные кучами. Ничего нельзя было объяснить потерявшим человеческие чувства противникам! «Я видел все ужасы, связанные с войной, и