Александр III. Заложник судьбы - Нина Павловна Бойко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце октября, в бархатный крымский сезон, Долгорукая осчастливила государя еще одним ребенком – дочерью. Увеличение числа незаконных отпрысков сильно обеспокоило царственное семейство, но Александр Николаевич каждый раз впадал в страшный гнев при малейшем намеке на необходимость порвать с Долгорукой.
Минни в этом году отдыхала в Дании, куда съехались вместе с детьми ее братья и сестры. Уклад жизни здесь был гораздо проще, чем в России. По воскресеньям любой гражданин мог гулять в парках старинных замков; в театрах отсутствовали перегородки, отделявшие ложу от ложи; почтенные посланцы иностранных держав катались при свете фонариков на деревянных карусельных львах и находили нормальным увидеть, что тут же катаются слуги. Датская газета «Политикен» сообщала: «Вчера король на своем велосипеде нечаянно налетел на лоток продавщицы пряников, извинился и заплатил десять крон. Неужели наш король так беден, что не смог заплатить больше?»
«Мы проводили чудное время в Дании с моими кузенами, – вспоминал свое детство Николай II. – Нас было так много, что некоторые спали на диванах в приемных комнатах. Мы купались в море. Я помню, как моя мать заплывала далеко в Зунд со мной; я сидел у нее на плечах. Были большие волны, и я схватился за ее курчавые короткие волосы своими обеими руками, и так сильно, что она крикнула от боли. Нашей целью была специальная скала в море, и когда мы ее достигли, мы были оба одинаково в восторге».
В Дани Минни давала волосам волю, но в Петербурге их подбирала и прикрепляла шиньон.
Александр не любил многолюдные общества. «Читая твои письма и видя эту массу дядюшек, тетушек, двоюродных братьев, сестер, принцев и принцесс, я радуюсь, что меня там нет! Уж эта мне родня! Просто повернуться нельзя, вздохнуть спокойно не дадут, и возись с ними целый день».
Но в Англию все-таки съездил с женой. Александра – старшая сестра Минни – была замужем за наследным английским принцем. Со вторым сыном королевы Виктории была помолвлена сестра цесаревича, красавица Мария Александровна, от которой принц Эдинбургский был без ума. Виктория относилась к России высокомерно, и молодые супруги не стали задерживаться.
XXV
Манифестом от 1 января 1874 года была объявлена всеобщая воинская повинность, – на Балканах назревала война. Положение балканских славян, лишенных после Крымской войны покровительства России, ухудшалось с каждым годом. Рабство болгар сделалось особенно тяжелым: турецкое правительство поселило в Болгарию до ста тысяч черкесов, вымещавших на безоружном народе свою ненависть за покорение русскими Кавказа.
Летом 1875 года в Черногории вспыхнуло восстание, поддержанное Герцеговиной. Побеждали славяне: турецкие солдаты оказались до того нищи и голодны, что продавали оружие и порох герцеговинцам. Добровольцами прибыли в Герцеговину польские, итальянские и русские революционеры. Итальянцы провозгласили в черногорском селе Суторине республику, но участия в военных действиях не принимали, и вскоре почти все революционеры уехали, не выдержав тяжелых условий.
Восстание перекинулось в Болгарию, где ознаменовалось резней болгар башибузуками. Неоднократные требования России прекратить зверства не получали ответа турецкого правительства.
Одного слова из Лондона было бы достаточно, чтобы прекратить смертоубийство, но вместо этого, Великобритания стала обеспечивать Турцию самым современным оружием и отправила своих инструкторов.
Весной у наследной четы родилась дочь Ксения. «Какими судьбами вспомнили вы имя Ксении, уже два столетия не появлявшееся в нашем доме?» – спрашивал в письме наместник Кавказа великий князь Михаил Николаевич, серьезный чиновник, снискавший к себе в кавказских народах почет. Он хлопотал о железной дороге в Терские земли. Цесаревич ответил ему:
«Ты спрашиваешь, почему мы вспомнили про имя Ксении? Я давно желал назвать, если у меня будет дочь, Ксенией, потому что мне это имя нравится, и в особенности не хотел называть каким-нибудь именем уже существующим в семействе.
Надеюсь, ты доволен нами, что мы отстояли твое железнодорожное дело. Я так был рад и счастлив за тебя, что государь решил дело, как того желало кавказское начальство. К сожалению, я так и не простился с князем Мирским, который у меня был, но не застал дома, но ты знаешь, что такое в Петербурге Святая неделя: я почти всю неделю бегал как угорелый, так что решительно не мог принимать никого до самого отъезда государя в Берлин.
Погода стоит чудная; тепло, как в июне, и тихо, что редкость в Петербурге. Нева вскрылась 21 апреля, а сообщения с Кронштадтом до сих пор еще нет, и навигация порта кронштадтского до сегодня еще не открылась. Летом, конечно, я буду в лагере, а что потом, еще не знаю. Минни, может быть, поедет в Данию, но и это еще не решено. Надеемся пожить еще в милом коттедже в Петергофе, и папа и мама тоже хотят летом переехать в Петергоф. Мама, слава Богу, чувствует себя очень хорошо и благодаря теплой погоде начала выезжать, и была с первым визитом у Минни. Минни тоже начала выходить в садик и катается в шарабане на пони, что ей доставляет большое удовольствие, а дети наслаждаются садом; это такое благодеяние – иметь в городе сад. Надеемся скоро отправиться в Царское Село, и я жду переезда с нетерпением: город начинает действовать на нервы.
Продолжаю мое письмо сегодня, 30 апреля. От папа́, слава Богу, хорошие известия из Берлина, он очень доволен своим пребыванием. 20 апреля мы отпраздновали 100-летие обоих казачьих гвардейских полков, парад был на площади перед Зимним дворцом. Алексей собирается скоро в море и ждет только открытия навигации. Мне удалось одержать маленькую победу, а именно уменьшение городских постов, так что расход людей уменьшается в сутки более чем на 200 человек, это уже очень хороший результат. Вот ясное доказательство, сколько лишних постов держат понапрасну! От души обнимаю тебя, милый дядя Миша. Искренно любящий тебя племянник Саша».
Брат Сергей извещал его из Москвы: «Жду твоего письма о Московском историческом музее. Очень досадно, что дела так запутались, и надо непременно помочь и привести всё в порядок, в чем я очень надеюсь на тебя». Еще в январе 1872 года Александр получил от Севастопольского музея предложение создать исторический музей в Москве, где «были бы собраны воедино со всех концов земли русской заветные святыни народа, памятники и документы всего русского государства, куда бы мог прийти любой человек, увидеть, что не с вчерашнего дня началась жизнь в России». Александр обратился