Наука Плоского мира. Книга 2. Глобус - Йен Стюарт

Сложно сказать, какой должен появиться нильский окунь, чтобы сократилось нынешнее разнообразие вида Homo sapiens. При удачном раскладе это случится в результате нашей собственной склонности к смешению рас, которому способствуют авиакомпании и от которого предостерегают священники. А может, на нас нападут инопланетяне из «Дня независимости», жаждущие завоевать нашу галактику. Или более компетентные инопланетяне, как минимум с элементарной защитой от вирусов.

Был ли свой нильский окунь у неандертальцев? Что в нас было такого особенного, что они не смогли с нами конкурировать? Джон Кэмпбелл – младший в редакционной статье в журнале «Поразительный научный факт и вымысел» предположил, что мы отбирали себя – совсем как эльфы – с самых давних времен. Он приписал свою идею антропологу XIX века Льюису Моргану, хотя фактически придумал бо́льшую часть истории сам.

И вот в чем она заключалась: мы отбираем себя при помощи возрастных посвятительных ритуалов и других племенных обрядов. В какой-то степени они пересекаются с нашими религиозными историями, но как способ социализации возрастные ритуалы могли существовать чуть ли не раньше самых элементарных анимистических верований. Они, вне всяких сомнений, лежат в основе комплекта «Собери Homo sapiens». Но у неандертальцев могло и не быть такого культурного комплекта, по крайней мере, столь же эффективного, как у нас. В таком случае они, наверное, сильно напоминали крайних людей Ринсвинда, как и остальные крупные приматы – поселившиеся в Эдемском саду и (в целом) довольные этим, а потому не собирающиеся его покидать.

Что такого особенного в возрастных ритуалах? Какая история связывает их с эволюцией, превратившей нас в рассказывающих животных? По Кэмпбеллу, возрастные ритуалы просто отбирают продолжателей рода. Это стандартный механизм «неестественного отбора», с помощью которого выводятся новые сорта георгинов или новые породы собак, только в нашем случае либо создаются новые виды людей, либо совершенствуются существующие виды. Волшебники всегда знали о неестественном отборе, и он даже материализовался в виде бога эволюции в «Последнем континенте». Неестественный отбор – это не только генетика. Если вы не размножаетесь, значит, у вас нет возможности передавать своим детям культурные убеждения. В лучшем случае вы передадите их чужим детям.

Вот как это работает. Перед нами группа из полудюжины детей в возрасте где-то между одиннадцатью и четырнадцатью годами. Взрослые приготовили им серьезные испытания, и ребятишки должны их пройти, чтобы их приняли как полноправных членов племени – то есть продолжателей рода. Возможно, их лишат крайней плоти или нанесут иные повреждения, после чего «обернут» раны жгучими травами; возможно, их будут мучать скорпионами или кусачими насекомыми; возможно, им прижгут лица раскаленным металлическим клеймом; возможно (точнее, как правило), старшие совершат над ними сексуальное насилие. Они будут заморены голодом, избиты, подвергнуты чистке… О, да, в этом отношении мы весьма изобретательны.

Тех, кто сбежал, в группу не приняли[48], и, следовательно, они не стали продолжателями рода. А значит, не приходились предками ни нам, ни кому-либо еще. Те же, кто стерпел унижения, наоборот, были вознаграждены принятием в состав племени. Кэмпбелл догадывался, что этими возрастными ритуалами отбирались те, кто мог побороть инстинктивный страх боли и обладал воображением и героизмом: «Если я вынесу эту боль, то получу в награду привилегии, как у этих старейшины, а еще я представляю, что они когда-то проходили то же самое и сумели выжить».

Позднее причинять боль стало прерогативой священников. Именно таким образом они стали священниками, и последующие поколения стали «уважать» их и их учения. К тому времени унижение стало само по себе наградой как для мученика, так и для мучителя (см. роман «Мелкие боги»), а людей уже отбирали по способности подчиняться вышестоящим.

И действительно, книга Стэнли Милгрэма «Подчинение авторитету» описывает, насколько мы покорны, используя авторитет белого лабораторного халата, чтобы принуждать людей к дистанционным пыткам других. Последние на самом деле были актерами, изображавшими соответствующую реакцию на «легкую», «сильную» и «мучительную» боль – так, чтобы объект эксперимента ей поверил. Милгрэм показывает, как люди изобрели авторитеты и покорность – между прочим, и то и другое также свойственно эльфам. Этот аспект нашей истории об эволюции объясняет и таких людей, как Адольф Эйхман, и таких, как Альберт Эйнштейн, – но мы не станем углубляться в подробности, поскольку эта тема уже раскрыта нами в книгах «Избранная обезьяна» и «Вымыслы реальности».

Несколько человек отказались выполнять указания Милгрэма – такие индивидуалисты всегда выступали либо исходя из собственного опыта (некоторые из отказников прошли через концентрационные лагеря и сами когда-то были подвержены пыткам), либо благодаря комплекту «Собери человека». Многие из этих комплектов способствуют появлению малого числа индивидуалистов, но мы надеемся, что комплект западного человека оснащен голливудскими фильмами именно для того, чтобы воспитать стремление противостоять авторитетам. Хотя, наверное, это возможно лишь при наличии подходящих генов и благоприятной домашней среды.

Большинство древних ритуалов к настоящему времени себя изжили. Евреи делают обрезание, чтобы подтвердить приверженность родителей, а не детей, перед которыми не ставится никакого выбора. Джек собирал образцы крайней плоти в Бостоне в начале 1960-х – они были хорошим источником живой человеческой кожи, необходимой ему для исследования пигментных клеток. Он повидал немало родителей, и многие из них бледнели, а некоторые даже лишались чувств – причем чаще это случалось с мужчинами, чем с женщинами. Еврейская бар-мицва действует на ребенка весьма устрашающе, хотя ее нельзя завалить – во всяком случае сейчас. Но раньше неудачи случались, и последствия были серьезными. Например, в гетто, где лишь треть населения состояла в браке, матери «лучших» девочек выбирали для них мальчиков, которые удачнее всех совершили бар-мицву. Это могло бы объяснить столь развитые речевые способности, которыми обладают евреи во многих западных популяциях. Другое объяснение предполагает, что евреям было разрешено их развивать лишь ввиду запрета на владение землей и прочей собственностью – и в таких ограничениях им приходилось жить. Почему они оказались столь успешными в отношении речи, что добились успеха вопреки ограничениям, – вопрос интересный, и бар-мицва с отбором продолжателей рода является убедительным ответом на него.

Исключением можно назвать цыган: они проводят простое испытание мужчин перед браком, которому их зачастую подвергают в возрасте, который в других культурах считают препубертантным. Цыгане, добившиеся успеха в среде западных культур, не преуспели в развитии речи. Это разительно отличается от их музыкальных достижений: цыгане хороши в танцах, однако классические композиторы и сольные инструменталисты чаще были представителями еврейского народа. Цыгане тоже имеют общее с нами селекционное происхождение, если, конечно, мы правы в том, что наши возрастные ритуалы и вправду передаются по наследству и являются универсальными.