Без поводыря - Андрей Дай

Кроме того, Фризель вполне здраво рассудил, что раз я жив и нахожусь в Томске, дома, а не на какой-нибудь гауптвахте в Омске, значит, этот визит никак его, государственного чиновника пятого класса, не скомпрометирует. А если моя счастливая звезда не погасла, вполне возможно, что вскоре все может вернуться. То есть – я вновь усядусь в губернаторское кресло, а Павел Иванович вновь станет моей правой рукой в присутствии. Амбиции Павлуша имел скромные, человеком был спокойным и обстоятельным. Прекрасно понимающим, что систему не переделать – следующий чин он получит хотя бы уже по выслуге лет, но получить действительно высокую должность без протекции совершенно нереально. Если только не стать кому-то обладающему связями совершенно необходимым. Потому сразу после тихо мною ненавидимых вопросов о самочувствии, изъявления безмерного почтения и благодарности за участие в его судьбе председатель правления немедленно поинтересовался дальнейшими инструкциями.

На его счастье, к тому времени я уже опытным конечно же путем выяснил, что если пальцем немного подвинуть кожу над глазом вверх, к ране, то выговаривать слова получается достаточно четко и каждый звук не вызывает вспышки нестерпимой боли. Так что, совсем немного поднапрягшись, сумел, буквально в двух предложениях, обрисовать Паше его ближайшие задачи.

И все-таки как же не вовремя он явился. Ну хоть бы еще пару минут в коридоре промедлил! Мысль же на самом пороге разума крутилась. Казалось, вот она уже. Сейчас, еще миг, и я схвачу ее за длинный вертлявый хвост… И сразу пойму, что именно, какая такая высшая государственная необходимость гонит больного Николая в не слишком комфортабельную для чахоточных Сибирь.

– Миша, – позвал я Карбышева, когда Фризель раскланялся и убыл организовывать торжественную встречу его императорского высочества великого князя, государя цесаревича Николая Александровича. – Прочти статью заново…

Передовица в «Русском Инвалиде» сообщала своим читателям об отправлении кортежа нового высокородного наместника Западной Сибири из Нижнего Новгорода в сторону Перми. С перечислением свиты, офицеров конвоя и командиров отправляющихся с царевичем за Урал подразделений. И вот в какой-то момент, когда Миша читал этот сухой, перенасыщенный титулами, чинами и должностями список фамилий, что-то такое, похожее на хитрый хвост ускользнувшей мысли, и появилось.

Карбышев послушно взялся сызнова продираться через титулования многочисленной свиты царевича, а я вдруг стал считать штаб-офицеров. Сначала – просто, потом, попросив секретаря читать только тех, кто занимает реальные командные должности, начальников военных частей и подразделений. Вот тут парню пришлось напрячь зрение. По неряшливости или повинуясь какой-то извращенной логике, нужные мне господа оказались разбросанными по всей статье.

В итоге у меня вышло, что вместе с новым наместником в качестве войск, призванных обеспечить безопасность царевича, на восток двинулось полных четыре полка пехоты, полк кавалерии – и, что совсем уж странно, четыре батареи пушек. И это не считая казаков собственно конвоя, отряда конных жандармов и оркестра. О прочих, причисленных к свите, офицерах я уж и не говорю.

Пусть, размышлял я, в каждом полку по пять батальонов. В каждом из которых – по пять рот. Даже если по-скромному, в каждой роте по сто человек… Реально может оказаться, что и по двести, но пусть – по сто. Так считать проще. Итого – в регион едет более десяти тысяч солдат. Плюс штабы. Мама дорогая!

Первой мыслью была – где же их всех планируют разместить?! Омская крепость больше трех тысяч не вместит. Даже при условии, если всех узников гауптвахты выгонят на улицу. В Томске казармы губернского батальона в таком плачевном состоянии, что этим блестящим генералам и показывать стыдно, не то чтобы еще и предлагать разместить там людей. Чаусский острог – по сути, просто пересыльная тюрьма. Бийская и Кузнецкая крепости практически в развалинах…

Да и зачем столько? Ну ладно, можно допустить, что тот, кому следует, все-таки поверил в готовящееся в наших краях восстание ссыльных поляков. Так местных казаков с городскими пехотными батальонами хватит, чтоб пол-Китая завоевать, не то чтобы каких-то там бунтовщиков успокоить…

– Манифест, Миша, – дергая бровь и пытаясь унять сорвавшееся в крещендо сердце, выкрикнул я. – Какие губернии входят?

Секретарь с полминуты рылся в пачке газетных листов, прежде чем выудить нужную и зачитать:

– Омский округ, Тобольская и Томская губернии, включая район Алтайского Горного округа, Акмолинская, Семипалатинская, Семиреченская и Сырьдарьинская области…

И тогда я засмеялся. Потому что разом все понял. Вычислил и догадался. И увидел мое место во всем этом муравейнике. Чуть ли не наяву увидел, с каким именно предложением придет ко мне кто-то из свитских великого князя. Мог с высокой точностью предсказать, как именно будут дальше развиваться события в наших краях и какие выгоды для моих сибиряков можно с этого получить.

– Мне нужны все, – заявил я. – Варежка в первую очередь. Но и всех остальных – тоже собери… И вызнай наконец – что именно со мной. Что за ранение и сколь долго я еще вынужден буду здесь валяться. Дел много… Некогда болеть…

Поболеть в свое удовольствие мне и не дали. С будущего же утра посетители – один за другим. Апанас поначалу еще пытался важных господ как-то образумить, усовестить. Смешно было слушать, как под дверьми спальни простой, малограмотный белорус всерьез спорит с купцами и чиновниками, практически грудью защищая мой покой. Я, наверное, даже смеялся бы, если бы это не было так больно. Тем не менее гостям я был даже рад. Поверьте, скучать в одиночестве, погрузившись в океан неприятных ощущений, гораздо хуже, чем даже отрывистыми фразами, но общаться с различными, весь день не иссякающими ходоками.

В конце концов Апанас пошел на хитрость: подговорил Карбышева, и прямо у лестницы появился стол, за который на пост заступил мой секретарь. Теперь прорваться ко мне стало не в пример сложнее. Праздношатающихся, явившихся с единственной целью – засвидетельствовать свое почтение, а заодно взглянуть на «бессмертного» Лерхе, чтобы потом хвалиться этим в каком-нибудь салоне, – Миша сразу разворачивал коронной фразой:

– Его превосходительство весьма болен. Передайте свои пожелания на бумаге. С разрешения лечащего врача я ему их прочту.

А если господин оказывался непонятливым и продолжал настаивать, Миша одним только взглядом поднимал со стульев пару дюжих казаков вновь появившегося у меня в усадьбе конвоя, вооруженных здоровенными кольтами, и резко менял тембр голоса.

– Их высокоблагородие доктор Маткевич наказал уволить его превосходительство от чрезмерных нагрузок, – практически начинал рычать секретарь. – Вы явились, дабы намеренно причинить вред господину Лерхе?

К слову сказать, Безсонов прибежал одним из первых. На пару со Стоцким. Степаныч выглядел смущенным донельзя, а мой полицмейстер – весьма и весьма озабоченным. Первый чувствовал за собой вину, что его казаки – Суходольский все так же пребывал в Омске, и командир первой сотни полка все еще Викентия Станиславовича замещал – не сумели уберечь меня от бандитской пули. А второй не знал, что делать. Власти в городе практически не осталось. Какая-то текущая работа в присутствии продолжалась. Исправно работали комиссии и отделы, а Гинтар не забывал ежемесячно стимулировать их старания. В городе продолжали случаться какие-то не слишком, впрочем, значимые события, но начальнику полиции никто никаких распоряжений уже два месяца не давал. Словно бы губерния затаилась в ожидании явления «новой метлы».