Монах из Мохи - Дэйв Эггерс

Но сначала санитарный контроль, сказал Джоэл. Все чемоданы застегнули, провезли по очередному коридору в очередную комнату, где водрузили на очередные стальные столы.

Женщина в мундире сообщила Мохтару, что без документов и разрешений ввозить в страну растительные образцы нельзя; она еще много чего говорила, только он сбился и не запомнил, потому что, пакуя горы кофейных зерен, ни о чем таком не подумал. Он пережил допрос, вполне вероятно – расистский, но теперь эта вполне разумная женщина задавала вполне легитимные вопросы о том, имеет ли Мохтар право импортировать пять чемоданов кофейных зерен, в которых таятся – а может, и не таятся – представители инвазивных видов насекомых или неведомые бактерии.

Женщина, впрочем, сама не понимала, к какой категории относится кофе. Это же все-таки не живое растение. Это зерна. И она тоже один за другим задавала Мохтару предсказуемые вопросы. Вы из Йемена? А в Йемене есть кофе? Плодородные регионы? Там правда что-то растет? Обожаю кофе, сказала она. А это хороший кофе? А в магазинах продается? А в «Старбаксе» йеменский кофе есть?

Невероятно, но, проведя у санитарного инспектора десять минут, Мохтар уже вновь застегивал чемоданы – ему разрешили идти. То ли могущество кофе сработало, то ли могущество его обаяния, но Мохтар пошел дальше, крепко держа Дину за руку, очень довольный тем, как все обернулось, – он почти не сомневался, что на следующий рейс они успеют.

Тут Джоэл отвел его в самый конец очереди:

– Вам придется еще раз пройти службу безопасности.

Мохтар пропихнул на конвейер свою ручную кладь, следом сунул Динин рюкзак с Губкой Бобом – последний этап, все должно быть гладко. Но после рамок и рентгена его с Диной опять отвели в сторонку; сотрудники Управления транспортной безопасности искали следы взрывчатой пыли на его ручной клади, а Мохтар между тем, обернувшись, увидел, как досматривают Дину.

Их пропустили, и они зашагали по коридору в поисках своего следующего рейса, но поскольку вышли они через санитарный контроль, вокруг все было незнакомое, а до гейта далеко. Сотрудники УТБ объяснили Мохтару, куда идти, налево, направо, опять налево, но он заблудился и вновь оказался по ту сторону досмотра. Чтобы попасть к гейтам, надо пройти досмотр еще раз.

Так что они прошли досмотр еще раз. После досмотра, когда до рейса оставались считаные минуты, они помчались к гейту, и там Мохтару навстречу шагнул очередной сотрудник УТБ:

– Можно задать вам несколько вопросов?

Спрашивали про поездку Мохтара в Йемен, его работу, проживание в Соединенных Штатах. Расспросы длились десять минут – хватило, чтобы Мохтар и Дина опоздали на самолет.

Они уже четыре часа торчали в аэропорту Филадельфии. Следующий рейс ожидался через шесть часов. Мохтар подошел к стойке авиакомпании – афроамериканка за стойкой поздоровалась, извинилась, что так вышло, и выдала Мохтару с Диной новые билеты не на соседние места.

Мохтар попросил соседние места, и афроамериканка сказала, что это можно, но придется доплатить.

Мохтар доплатил, и она выдала ему новые билеты, на которых была пометка, что Мохтар и Дина подлежат дополнительным проверкам.

– Знаете что? – сказал Мохтар. – Вы работаете в расистской организации. Уж кто-кто, а вы-то должны понимать. Меня проверяли четыре часа, и я опоздал на самолет. Мне поэтому и нужны новые билеты. А вы снова отправляете меня на проверки, потому что я смуглый.

Мохтара несло, он заговорил громче. Люди вокруг прислушивались. Он продолжал:

– Вы вообще в профсоюзе? Вы работаете на расистов. Это расистская система.

И в конце концов афроамериканка и ее коллега, белый мужчина, принялись извиняться.

Белый мужчина вышел из-за стойки и склонился к Дине:

– Хочешь стикер?

– Да не хотим мы ваших стикеров! – сказал Мохтар. – Мы хотим уважения.

Слушали все, кто собрался у гейта. Кое-кто захлопал. Мохтар кипел до самой посадки, а когда его билет просканировали, раздался сигнал, и очередная сотрудница безопасности отвела Мохтара в сторонку. Огляделась и сказала:

– Все, идите уже.

Мохтар взял Дину за руку и поспешил прочь.

«Ты потерял вес». Это первое, что говорили ему все в «Бот-кофе». Мохтар похудел на двадцать пять фунтов. «Ты потерял жопу», – отмечали все.

Десять часов Мохтар и Стивен разбирали йеменские образцы. Образцы были грязные, несортированные, куча треснувших зерен и прочих дефектов. Отобрав зерна, с которыми можно работать, Стивен тщательно их обжарил, а затем Мохтар, Стивен и Виллем провели очень официальный каппинг, дабы выяснить, есть ли у Мохтара, а заодно у Йемена хоть какие-то надежды войти в мир спешелти-кофе.

Первые несколько порций были кошмарны.

– Отстой, – снова и снова говорил Виллем.

Каппинг проводили в «Бот-кофе», и Мохтар включился в процесс, надеясь на лучшее, вспоминая знакомых фермеров – Генерала, и Малика, и Юсуфа; все их будущее зависело от того, может ли их кофе стоить больше, стоить дорого.

– Отстой, – прокомментировал Виллем очередной сорт.

В тот день они попробовали десять сортов, и вердикт Виллема всякий раз был один: не годится. В образцах грязь, земля, слякоть, зерна старые и переферментированные. Нечисты и лишены достоинств.

Ничего экстраординарного Мохтар не ждал. Если хотя бы несколько образцов заслужат оценку больше 80, прикидывал он, уже будет от чего плясать. За несколько сезонов или несколько лет он дотянет их до 90. Но пока ни один его кофе не заслужил больше 70. Ради настолько плохого кофе незачем возвращаться в Йемен. Без толку.

Назавтра Стивен аккуратно обжарил оставшиеся одиннадцать образцов – он очень старался повысить шансы этого кофе, помочь ему добиться почета.

– Отстой, – снова сказал Виллем.

Пять образцов из последнего десятка не годились вообще никуда. Не оправдали даже стоимости своей перевозки из Йемена в США. Мохтар уже не знал, стоит ли продолжать. Он, пожалуй, не выдержит, если еще раз услышит «отстой».

Тут Виллем хмыкнул. Как будто удивился.

– А вот это интересно, – сказал он.

Спустя несколько дней Мохтар стоял перед «Роял граундз кофе», крупнейшим обжарщиком и импортером Северной Калифорнии, и плакал. Три образца заслужили у Виллема, Джоди и других Q-грейдеров больше 90 баллов. Два из Хаймы, один из Ибба. Один из сортов вырастил Малик.