Монах из Мохи - Дэйв Эггерс

– Ты нам поможешь? – спросил кто-то, и во взгляде Генерала Мохтар различил искорку надежды.

«Я? – подумал Мохтар. – Нет – во всяком случае, пока еще нет». Он перестраховывался. Хотелось, но нельзя было сказать, что он приехал не просто консультантом, не просто непонятным представителем ИКК или АМР, а потенциальным покупателем, потенциальным экспортером.

После ката их с Луфом попросили расписаться в деревенской книге гостей. Все гости деревни подписывали ее веками – громадную книжищу с пожелтевшими страницами. Мохтар вывел свое имя, а ниже написал: «Вашим по́том, и кровью, и усердием ваш кофе станет лучшим в мире». Решил, что так будет правильно.

На обратном пути Юсуф откровенно разволновался:

– То есть ты поможешь нам продавать дороже?

– Не знаю, – сказал Мохтар.

– Но ты поднимешь нам цену, если мы будем выращивать лучше?

– Не уверен, – сказал Мохтар. – А вы можете лучше?

В Сану они вернулись поздно. Город уже затих; Мохтар вошел в дом, спрятал кофейные образцы под кресло в углу, развернул скатку и лег.

«Я не могу, – думал он. – Без шансов».

Где-то посреди долгого пути домой, что сотни миль двухполосными дорогами петлял мимо бесчисленных вооруженных незнакомцев, где-то посреди раздумий о том, что фургон вот-вот опять тормознут на блокпосту, Мохтара одолели сомнения. Всего-то первая поездка, а он уже столкнулся с мстительной толпой, за которой склона холма не видать. Он заморочил голову одной деревне, но на такое предприятие его не хватит. Это какой-то бред.

И ведь есть еще ростовщики. Придется идти голова к голове с ростовщиками. С ростовщиками, о которых он не знает ничегошеньки. Дед Мохтара родом из влиятельного племени, но готов ли Мохтар подрезать источник дохода у толпы кровожадных ростовщиков? На их совесть надеяться нечего – они порабощают фермеров и плевать хотели на качество кофе, которым торгуют. Что будет, если явится Мохтар из Сан-Франциско и их подвинет?

А фермы – это же сущая катастрофа. Зерна порой хранятся по пять лет! Фермеры запасают их, точно твердую валюту, – можно подумать, зерна не стареют. И вдобавок этот чай – они хоть понимают разницу между чаем из шелухи и кофе из зерен? И удастся ли улучшить культивацию так, чтобы кофе и впрямь сильно вырос в цене? Кто его знает, что там за кофе. Допустим, фермеры станут собирать ягоды как надо, и сушить как надо, и обрабатывать как надо – все будут делать как надо, но кто заранее скажет, хорош ли выйдет кофе? Вдруг он ужасен? Тогда ничего не исправишь, как ни совершенствуй производственную цепочку.

И опять же, Мохтар не смыслит ни бельмеса. Изучает кофе месяцами, учится у лучших – в «Голубой бутылке», у Виллема Бота, – кое-как разбирается в каппингах и обжарке, но ничего не понимает в культивации, или сборе урожая, или сортировке. Не в курсе, как растет реальное дерево в реальном мире. Луф выше его на голову.

«Нет уж», – думал Мохтар. Он какой-то шут гороховый. У него есть название компании и логотип, но он сам не знает, что делает. Он одолжил денег у Омара, а теперь все псу под хвост. Можно – и нужно – вернуться домой. Пойти в колледж, поучиться чему-нибудь. Хватит уже халявить. На сей раз вжиться в роль не получится.

Хотя, если вдуматься, раньше-то получалось.

Его отправной точкой стала развязка. Следующие три месяца Мохтар чуть не каждый день приезжал на развязку возле «Панасоника», садился в очередной фургон и всякий раз направлялся в новый район – он вознамерился посетить все тридцать два кофейных региона Йемена. Одни были как Хайма: трудолюбивые фермеры, сравнительно продвинутые технологии и видно, что с людьми можно иметь дело. Другие поездки вгоняли в тоску. Один раз он ехал семь часов и обнаружил, что в регионе растет лишь крошечная рощица кофейных деревьев, и двадцати не наберется. Некоторые фермеры просто-напросто не внушали доверия.

И они тоже не доверяли Мохтару. В большинстве регионов фермеры относились к нему с вежливым подозрением. К ним десятилетиями более или менее постоянно ездили какие-нибудь неправительственные организации, а после 9/11 стало регулярнее наведываться АМР США. Иногда это приводило к какому-никакому прогрессу, иногда нет. Иногда строили, допустим, водосборник, а бывало, что водосборник или еще что-нибудь начинали строить, но так и не достраивали. Намерения у гуманитарных сотрудников были добрые, порой безупречные, а вот систематическая работа хромала. В таких обстоятельствах и приезжал Мохтар. Он появлялся – стильно одетый, со своим классическим арабским, со своим американским паспортом, – и хотя фермеры были бы рады поверить, что у Мохтара есть ответы на вопросы, понимание, а главное, возможность продавать их кофе подороже, верилось им с трудом.

Однако традиции гостеприимства требовали обходиться с Мохтаром хорошо. Поэтому фермеры показывали ему террасы, кормили обедом, потом жевали с ним кат, а временами оставляли на ночлег. Ожидали они свидеться с ним вновь? Да не то чтобы. Ожидали, что он изменит их жизнь? Нет.

Он знал, что может усовершенствовать их методы культивации. Он знал, что качество резко вырастет, если сборщики просто будут срывать только спелые ягоды цвета сердолика. Что обрезка повысит плодоносность деревьев, а если фермеры станут сушить ягоды на высоких сушильных платформах, качество вырастет еще. Если паковать зерна в пластик, а не мешковину, влага не будет испаряться, и от этого кофе станет вкуснее. Это азы – это могут изменить сами фермеры. Если ягоды будут собраны и высушены качественно, Мохтар обработает их сам – тщательнее, чем принято, – а получив зерна, отсортирует их прилежнее, чем здесь сортировали последние сто лет. Мохтар знал: лично он тоже многое может изменить.

Закавыка в том, чтобы дожить до следующего урожая. В разъездах это оказалось нелегко. В первую же неделю Мохтар свалился с малярией. Заехал в Буру, далеко на западе Йемена, утром проснулся с пожелтевшими глазами. То ли в Буре подхватил, то ли в Хайме, но несомненная малярия, и Мохтар не мог пошевельнуться. Его трясло. Руки-ноги ослабли и онемели. Хозяева дома в Буре дали ему таблетки, но Мохтар был уверен, что умрет. Его отвезли в местную больницу, где он две ночи пролежал в лихорадке.

Выздоровев уже в Сане, он поехал снова, и на сей раз в Бани Исмаил на него напала какая-то бешеная диарея. Два дня он не отходил от очка (нормальных туалетов в деревне не было) и все ждал, что через задний проход вот-вот выпадет печень.