Самый жестокий месяц - Луиз Пенни

Не поэтому ли они с Оливье решили переехать сюда? Отчасти чтобы быть подальше от той кучи дерьма, что они наворотили в своей прежней жизни, но главным образом чтобы жить в таком месте, где доброта побеждает остроумие.

Он начал здесь с чистой страницы, но неужели прежняя жизнь нашла его? Неужели один из тех старых гомиков нашел его и нанял эту ведьму, чтобы она прикончила его?

Да, такое объяснение было логичным. Если она не убила его теперь и, вероятно, не решится сделать это в присутствии Гамаша, то по меньшей мере она может предать его проклятию. Сделать так, чтобы у него что-нибудь отсохло и отпало. Он надеялся, что это будут не его волосы.

Жанна оглядела столовую, а потом медленно направилась по коридору в свой номер.

«А вдруг она выберется из окна в дальнем конце коридора? – испугался Габри. – С нее станется». Он еще шире открыл дверь и высунул голову. Из дверей выбежал кот и беззаботно побрел по столовой.

– Ищешь свою хозяйку, маленький говнюк? – прошептал Габри.

Он был убежден, что чертов котяра, принадлежащий Оливье, стал фамильяром[43]Жанны, что бы это ни значило. Ясно, что ничего хорошего. Габри выглянул через приоткрытую дверь, увидел, что никого нет, протиснулся в столовую, открыв дверь по минимуму (на самом деле ему пришлось открыть дверь наполовину), после чего вышел на цыпочках и осмотрел коридор. Окно было открыто, но москитная сетка оставалась на месте.

Габри подумал, что наиболее стратегически важное место будет за стойкой регистрации. По прошествии тридцати секунд внимательного наблюдения он решил разложить пасьянс на компьютере, пока не появился Гамаш или ведьма не убила его. Зачем просто сидеть и скучать? Не успел он взяться за мышку, как на экране всплыла картинка.

Надпись гласила: «Эфедра». Габри прочитал текст, подумал, не сделать ли заказ, но вместо этого решил позвонить Оливье.

– Любопытно, видел ли он, – сказала Клара, опуская тост.

Она наконец насытилась. Чтобы не сказать наелась по горло.

– Когда мы встретили его сегодня утром, он был абсолютно спокоен, – заметила Мирна.

– Ничем не выдал волнения? – спросил Питер, забирая Кларин тост.

– А при чем тут дело Арно? Оно было несколько лет назад, – сказала Мирна.

– Уж никак не меньше пяти, – кивнул Питер.

Он сел прямо и положил руки на стол, приняв заученную расслабленную позу. Рут как-то отчитала его за высокопарность и педантизм. Он знал, что оба обвинения были несправедливы, но все же обида осталась. С тех пор он старался не выглядеть слишком официальным и не смотреть на людей свысока, говоря им о вещах, в которых они не разбирались (например, как правильно разрезать помидор или держать газету), или сообщая им некую информацию (например, по делу Арно).

В свое время Питер читал о деле Арно. Об этом писали все газеты – новость месяца.

– Я вспомнила, – сказала Мирна Питеру. – Ты тогда помешался на этом деле.

– Да, это было интересно, – подтвердила Клара. – В то время мы, конечно, не знали Гамаша, но все про него слышали.

– Он был одной из звезд Квебекской полиции, – сказала Мирна.

– До дела Арно, – уточнил Питер. – Защита тогда уличила Гамаша в том, что он эгоистичный лицемер. С удовольствием принимает почести, сопутствующие власти, но на самом деле слаб. Руководствуется завистью и гордыней.

– Было такое, – сказала Мирна, вспоминая тот скандал. – Кажется, защита намекала, что он подставил Арно?

Питер кивнул:

– Арно был суперинтендантом подразделения, которое расследовало особо важные преступления. Во время процесса всплыло, что Арно игнорировал некоторые насильственные действия полиции. Даже убийства. Просто закрывал на них глаза.

– В особенности когда дело касалось коренных американцев, – кивнула Мирна.

– Я как раз это и собирался сказать. Фактически Пьер Арно приказывал самым своим приближенным офицерам совершать убийства.

– Зачем? – спросила Клара, пытаясь вспомнить то дело.

Питер пожал плечами.

– Версия, выдвигавшаяся подобными газетами, – он указал на «Ла журне», – состояла в том, что Арно просто позволял преступникам убивать друг друга, а не невинных людей. Служба обществу.

На чердаке Мирны воцарилось молчание – все трое вспоминали те скандальные разоблачения. А разоблачения были тем более скандальные, что квебекцы, как франко-, так и англоязычные, относились к полиции с уважением. До того случая. Судебный процесс положил этому конец.

Питер помнил новости тех времен. Он каждый день видел старших офицеров Квебекской полиции с мрачными лицами. Им совали в лицо микрофоны, их снимали телекамеры. Поначалу они держались вместе, демонстрировали единство. Но в конечном счете из общего стада выделились два человека.

Гамаш и его непосредственный начальник. Суперинтендант… фамилия забылась. Этот суперинтендант был единственным, кто публично поддержал Гамаша. Эти двое представляли собой чуть ли не трогательное зрелище – они становились все более измотанными и усталыми, по мере того как на них сыпались новые обвинения, в прессе появлялись новые откровения и росло ожесточение.

Но Гамаш продолжал улыбаться репортерам, задававшим ему одни и те же глупые, наводящие, оскорбительные вопросы. Он был спокоен и старомоден в своей вежливости. Даже когда его обвиняли в предательстве. Даже когда ему в конце концов предъявили обвинение в пособничестве. Будто бы он знал об убийствах и покрывал их. В конечном счете, взывал к суду Арно, как мог глава отдела по расследованию убийств не знать об этом?

– Это было ужасно, – сказала Клара. – Будто тебе снова и снова в замедленном повторе показывают падение дирижабля «Гинденбург». Что-то благородное втоптали в грязь.

Питер не знал, что имеет в виду Клара: то ли Гамаша, то ли саму Квебекскую полицию.

– Мнения в газетах высказывались противоположные, – сказал он. – Большинство поддерживало Гамаша, но кое-кто требовал его отставки.

– Эта газета, – Мирна кивнула на «Ла журне», которую Питер положил рядом с собой, – печатала передовицы, в которых говорилось, что Гамаш должен сидеть в одной камере с Арно. Мол, пусть они прикончат друг друга.

– А что случилось с Арно и другими? – спросила Клара.

– Сидят где-то в тюрьме. Удивительно, что другие заключенные их еще не убили.

– Наверняка этот мерзавец Арно там всем заправляет, – сказала Мирна.

Она скомкала салфетку и с силой бросила ее на стол. Двое других уставились на нее, удивленные этой неожиданной вспышкой гнева.

– Что случилось? – спросила Клара.

– Неужели ты не понимаешь? Мы сейчас говорили об этом деле так, будто это эпизод телевизионного сериала. Но это же все по-настоящему. Этот Арно убивал людей. Убивал тех самых людей, которым должен был помогать. Почему? Потому что они были коренными американцами, наркоманами, дошедшими до отчаяния. И он попытался уничтожить того единственного человека, который остановил это, которому хватило смелости противостоять Арно и всей системе Квебекской полиции. Арно психически ненормальный человек, и я говорю это со знанием дела. Я знаю симптомы. Долгие годы я диагностировала психически больных людей и работала с ними. Неужели вы не понимаете?