Пылающий бог - Ребекка Куанг

Но потом Дацзы уставилась на Рин единственным глазом, и растрескавшиеся губы изогнулись в такой знакомой улыбке.

– Долго же ты добиралась.

Кровь прилила к голове Рин, зашумела в ушах. Она оглянулась на вход в хижину. Снаружи стояли в ожидании девочки.

– Оставьте нас, – приказала она.

Девочки не сдвинулись с места. Они смотрели на Дацзы, ожидая ее указаний.

– Ступайте, – велела Дацзы. – Возвращайтесь в город. Бегите.

И они умчались.

И как только они скрылись, Рин вытащила из-за пояса нож и приставила его к мягкой коже под подбородком Дацзы.

– Сломай Печать.

Дацзы лишь засмеялась, и белое горло запульсировало под острием ножа.

– Ты меня не убьешь.

– Клянусь богами…

– Иначе ты бы уже это сделала. – Дацзы отмахнулась от ножа, как котенок от мухи. – Хватит театральных представлений. Я нужна тебе живой.

Рин не отвела нож.

– Сломай Печать.

Перед глазами у Рин встал красный туман. Ей пришлось сосредоточиться, чтобы рука не соскользнула, случайно не порезав кожу. Рин слишком много часов фантазировала, как поступит, если Дацзы когда-нибудь окажется у нее в руках. Если бы ей удалось заставить Дацзы снять Печать, блокирующую разум, то не пришлось бы больше полагаться на Катая. Она никогда больше не проснется посреди ночи с пересохшим от кошмаров горлом, барахтаясь среди лиц мертвецов. Ей никогда больше не придется видеть, какую боль она причиняет Катаю – его мертвенно-бледное лицо, кривые шрамы на его ладони – каждый раз, когда она вызывает огонь.

– Тебя это мучает, да? – Дацзы запрокинула голову и изучала Рин с ленивой и беспечной улыбкой. – Он так страдает?

– Сломай Печать. В третий раз просить не буду.

– А что, Сорган Шира не сумела?

– Ты знала, что у нее не получится! – рявкнула Рин. – Ведь это ты наложила Печать, это твоя отметина, и только ты можешь ее снять.

Дацзы передернула плечами:

– Какая жалость.

Рин надавила ножом сильнее. Как сильно нужно надавить, чтобы пустить ей кровь? Возможно, не стоило метить в шею, там слишком легко попасть в артерию, и тогда Дацзы истечет кровью, прежде чем успеет сделать что-нибудь путное. Рин переместила острое сверкающее лезвие ниже, к ключице.

– Может, тебя убедят кое-какие украшения. Какую сторону ты предпочитаешь?

Дацзы сделала вид, что зевает.

– Пытки не помогут.

– Не думай, что я этого не сделаю.

– Не сделаешь. Ты не Алтан.

– Не искушай меня. – Рин пустила по лезвию ручеек огня, чтобы только слегка обжечь кожу. – Я не собираюсь всю жизнь провести как зверь на поводке.

Дацзы изучала ее некоторое время. Раскаленный металл прижигал ее ключицу, оставляя на коже черные отметины, но Дацзы даже не поморщилась. И все-таки в конце концов подняла руки в мольбе.

– Я не знаю, как это сделать.

– Ты лжешь.

– Я не знаю, милое дитя, клянусь.

– Но ты… – Рин не могла сдержать дрожь в голосе. – Почему?

– Ох, Рунин. – Дацзы окинула ее полным жалости взором. – Думаешь, я не пыталась? Думаешь, я не пыталась с самого твоего рождения?

И она явно не насмехалась. В голосе не осталось ни следа снисходительности. Это было честное признание, а печаль в голосе отражала подлинную уязвимость.

Рин предпочла бы, чтобы Дацзы над ней насмехалась.

– Я бы все отдала, чтобы сломать Печать, – прошептала Дацзы. – Я пыталась ее сломать много десятилетий.

Значит, она имела в виду не Рин. Она говорила о собственной Печати.

Рин опустила нож. Пламя тоже отступило.

– Тогда зачем ты это сделала?

– Ты как-никак пыталась меня убить, милочка.

– Я не про себя. Про них.

– Я не хотела. Но решила, что они поубивают друг друга. А умирать мне не хотелось. – Дацзы встретилась с ней взглядом. – Ты-то уж должна понять.

И Рин поняла.

Она не знала всего, полностью обо всем знали только Цзян и Дацзы, но оба скрывали от нее эту историю, однако Рин знала достаточно. Однажды Дацзы прокляла двух других участников Триумвирата, Дракона-императора и Стража, наложив на них Печать. И потом не сумела ее сломать. После одной стычки, таинственной битвы два десятилетия назад, причины которой никто в империи не понимал, Триумвират перестал существовать, потому что Дацзы не сумела сломать Печать.

«Один из вас умрет, – предрекла Тсевери из рода Кетрейдов за секунду до того, как Триумвират вырвал у нее сердце. – Один будет править, а третий уснет навеки».

И в конце концов Тсевери была отомщена.

Рин села на пятки. Вся энергия борьбы внезапно иссохла. Ей следовало бы разозлиться. Ей хотелось разозлиться, снести Дацзы голову в бездумном припадке ярости. Но глядя на это старое и отчаявшееся существо, Рин ощущала к ней только горькую и выдохшуюся жалость.

– Мне стоило бы тебя убить. – Нож выпал из ее руки. – Почему я не могу тебя убить?

– Потому что я тебе нужна, – мягко сказала Дацзы.

– Зачем ты сюда пришла?

– Разумеется, чтобы дождаться тебя. – Дацзы коснулась двумя пальцами щеки Рин. Рин даже не вздрогнула. Жест не был жестоким или снисходительным. Удивительно, но, похоже, это была попытка утешить. – В Лусане я сказала тебе правду. Позволь мне тебе помочь. Нас осталось так мало.

– Но как ты…

– Как я узнала, что ты придешь в Тикани? – Дацзы вздохнула и хихикнула. – Потому что все спирцы одинаковые. Вы привязаны к своим корням, именно они определяют вашу суть. Ты думала, что в Синегарде создала новую личность и убила девочку, которой когда-то была. Но ты ничего не сможешь с собой поделать – тебя всегда будет тянуть к тому месту, где ты выросла. Все спирцы такие. Люди своего племени.

– Мое племя мертво, – возразила Рин. – Южане – не мое племя.

– Ох, ты знаешь, что это не так. – Губы Дацзы изогнулись в сочувственной улыбке. – Теперь ты южанка. Провинция Петух – часть твоей истории. Как же иначе? Больше у тебя ничего не осталось.

* * *

– Это безумие, – сказал Катай.

– Ну, больше мы нигде не можем ее поместить, – отозвалась Рин.

– И ты готова держать ее здесь? – Катай всплеснул руками, лихорадочно расхаживая по кабинету генерала. – Мы здесь спим!

– Значит, она будет спать в другой комнате.

– Ты прекрасно знаешь, что я не об этом. А Суцзы ты расскажешь? Чжуденю?

– Конечно же нет, и ты тоже не расскажешь.

– Он твой якорь? – спросила из дверного проема Дацзы. Она впилась взглядом в Катая, словно в самый сочный кусок добычи. – И ты с ним спишь?