Дело о небрежной нимфе - Эрл Стенли Гарднер

– А содержимое кошелька?

– Оно было помещено в другой конверт, и эти подписи тожесделаны свидетелями.

– А ваша подпись есть на обоих конвертах?

– Да, сэр, на обоих.

– А вы уверены, что печати с тех пор оставались нетронутыми?

– Да, сэр, уверен.

– Моя подпись тоже, я полагаю, там имеется? – улыбнулся КлодГлостер.

– Да, сэр.

– Я взгляну на них, а затем попрошу передать конверты членамжюри присяжных, чтобы каждый из них мог лично убедиться, что печати осталисьнетронутыми.

– Есть возражения относительно порядка процедуры? – спросилМейсона судья Кэри.

– Никаких, ваша честь.

Конверты прошли через руки членов жюри, потом встал окружнойпрокурор.

– Теперь я прошу вскрыть эти конверты и находящиеся в нихпредметы приобщить к вещественным доказательствам. Одним вещественнымдоказательством будет кошелек, другим – его содержимое.

– Ваша честь, я бы хотел возразить, – сказал Мейсон. – Всвязи с моим возражением я прошу разрешить мне допросить свидетеля в порядкеперекрестного допроса.

– Пожалуйста, приступайте!

– С помощью подводного бинокля вы увидели этот кошелек,лежавший на дне залива? – спросил Мейсон, повернувшись к шерифу.

– Да, сэр, я подсвечивал электрическим карманным фонариком.

– Дно было песчаное или илистое?

– В том месте песчаное. Белый песок. Кошелек был оченьзаметен на нем.

– Вот именно, – согласился адвокат. – И этот кошелек лежалтам, где вы могли разглядеть его через бинокль, лежа вниз лицом на небольшомпричале?

– Да, сэр.

– Значит, кошелек лежал очень близко к причалу?

– Да, сэр.

– Где его мог уронить кто-нибудь, стоя на причале?

– Где его могла уронить с причала женщина, прыгнувшая с негов лодку, что наиболее вероятно в данной ситуации.

– Отвечайте только на мой вопрос, шериф, – попросил Мейсон.– Кошелек лежал на дне, куда его могла уронить особа, стоявшая на причале?

– Полагаю, что так, но в таком случае женщина, конечно,знала бы, что она уронила его, и…

– Вот именно, – перебил шерифа Мейсон. – Я вижу, вамнепременно хочется отстоять вашу точку зрения, так что ладно, согласимся свами. Но факт остается фактом: кошелек мог быть брошен в воду и кем-нибудь еще,стоявшим на причале?

– Ну да, конечно мог.

– Так вот, значит, вы увидели лежавший на дне кошелек. И чтовы затем сделали?

– Достал его.

– Как?

– Войдя за ним в воду.

– Какова там глубина?

– Футов шесть-семь.

– А кто пошел за ним? Вы сами?

– Нет, один из моих выборных депутатов.

– О! – улыбнулся Мейсон. – Вы увидели кошелек, а доставатьего послали одного из депутатов?

– Он один из лучших наших пловцов.

– И он вытащил кошелек?

– Да.

– А скажите, шериф, можно ли было по виду этого кошелькаопределить, когда он был брошен?

– Знаете, вот когда вы заговорили об этом, то скажу, чтоесли вы взглянете на…

– Шериф, – резко перебил его Мейсон, – я настаиваю, чтобы выотвечали непосредственно на мой вопрос. Настаиваю категорически. Сейчас яговорю только о самом кошельке. Повторяю вопрос: можно ли было по виду этогокошелька определить, когда он был брошен?

– Нет, сэр.

– Он просто лежал там, на песке?

– Ну, он, разумеется, не мог лежать в одном положении долгона песчаном дне.

– Почему, шериф?

– Ну как же, ведь песок все время в движении… приливы иотливы…

– Как долго он мог оставаться там, не будучи покрыт песком?Помните, вы даете показания под присягой, шериф.

– Да я, право… я не знаю…

– Я так и думал, что вы не знаете, – улыбнувшись, сказалМейсон. – Ну а поскольку вы совершенно искренне сказали, что по виду кошельканельзя было определить, когда он был брошен в воду, вы можете только сказать,что он мог быть брошен кем угодно, включая подсудимую, вечером в субботу, доубийства.

– Вы сейчас говорите о кошельке?

– О кошельке, – кивнул Мейсон.

– Ну, если вы хотите ограничиться кошельком, то я согласен,что могло быть и так, как вы говорите, а если коснуться содержимого…

– Сейчас я говорю только о кошельке, – сказал Мейсон.

– Очень хорошо, о кошельке, – согласился шериф.

– Указывало ли что-нибудь на то, что кошелек не мог бытьброшен в воду в субботу вечером?

– Да нет, сэр, пожалуй, ничто об этом не говорило.

– Ну вам известно что-нибудь относительно того, что всубботу вечером, еще до убийства, подсудимая приходила в дом мистера Олдера?

– Нет, сэр, мне лично ничего об этом не известно.

– Ну хорошо, а вообще вам известно что-нибудь об этоминциденте?

– Ваша честь, – перебил Глостер, – я возражаю противпоказаний шерифа о вещах, которые ему лично неизвестны.

– Совершенно верно, – сказал Мейсон. – Но я думал, что вы,возможно, захотите рано или поздно предъявить суду какие-то факты, так чтопредъявляйте их сейчас.

– Я намерен предъявить только те факты, – сказал Глостер, –которые указывают, что Джорджа Олдера убила подсудимая. Если и существуюткакие-либо другие факты, пусть их предъявляет защита.

– Очень хорошо! – Нахмурив брови, Мейсон на секундузадумался. – Если такова ваша позиция, я останусь в пределах техническойнеобходимости и не буду предъявлять факты, которые могут служить вещественнымидоказательствами. Но прошу вас делать то же самое, сэр.

Шериф заявил, даже не дожидаясь вопроса:

– Содержимое кошелька указывает, когда он был брошен.

– Содержимое? – переспросил Мейсон.

– Когда мы заглянули в кошелек, – пояснил шериф, – мы нашлив нем газетную вырезку с заметкой, которая была, по-видимому, опубликована в«Экспресс» за третье число, в утреннем выпуске. Речь шла о краже драгоценностейна пятьдесят тысяч долларов и жалобе Олдера…