Карта царя Алексея - Николай Дмитриев

– Я б тоже пожил в нём… – И неожиданно для самого себя добавил: – Только чтоб и ты со мной была.

– А я согласна, – негромко ответила Злата и, словно дело уже решённое, мягко прикоснулась к его пересекавшему грудь шраму: – В Литве у нас намного теплее, там и твои раны ныть не будут…

– Может, и не будут… – раздумчиво отозвался Епанчин, и тогда Злата порывисто вскинулась, а потом, как в ту первую их встречу, нежно окутала ему голову гривой своих золотистых волос…

* * *

Кормщик Епифан Стоумов сидел взаперти. Неизвестно для чего служил этот чулан раньше, но сейчас под самым бортом стоял дубовый рундук, покрытый тощим матрасиком, а рядом на стенке висел морской фонарь, где за медной сеткой горела толстая корабельная свеча.

Ни окон, ни продухов в чулане не было, и, если Епифана долго не выводили наружу, воздух становился спёртым, и тогда кормщик, которого порой начинало мутить, ложился на рундук и слушал, как совсем рядом, заваливая флейт то на одну, то на другую сторону, в борт бьют волны.

Поначалу, когда у Епифана в первый раз случился вроде как приступ морской болезни, кормщик удивился. Но потом понял: всё дело в том, что на своём коче он никогда не испытывал такой задухи, да вдобавок, видать, и угнетённое настроение тоже давало о себе знать.

По первости, когда вероломные иноземцы обманом захватили Епифана в полон, кормщик бушевал, отказывался показывать капитану Нильсену путь к Мангазее, но позже, видя каждый раз, как следом за затерявшимся во льдах флейтом неотступно следует его собственный коч, смирился, так что порой, в особых случаях, конечно, под строгим наглядом, и сам вставал к штурвалу.

Вот и сейчас, чувствуя, что его в который раз начинает мутить, Епифан прилёг на рундук, но почти сразу услыхав, как у дверей послышалась возня и лязгнул засов, обрадовался. Не иначе как капитану Нильсену требуется совет, а значит, будет возможность побыть на свежем воздухе.

Однако на этот раз Епифан ошибся. Его провели не на корму, где он обычно следил за курсом, изучая ледовую обстановку или разглядывая появлявшиеся время от времени берега островов, а прямо в капитанскую каюту, где Олаф Нильсен без долгих слов ткнул пальцем в лежавшую перед ним голландскую карту и спросил:

– Где мы?

Епифан вгляделся в изученные за это время до мелочей очертания берегов, затем глянул на проложенный там же путь к Мангазее и пожал плечами.

– Надо смотреть…

– Тогда пошли отсюда наверх, – рассерженно сказал Нильсен и, насупившись, первым шагнул к двери.

Выйдя следом за капитаном на палубу, Епифан поднялся по боковой лестнице к штурвалу, глянул на открывшийся по курсу скалистый берег и тихо присвистнул. Да, похоже, несмотря ни на что, он таки помог Нильсену вывести флейт из дальних мест сюда, где уже было можно пользоваться голландской картой.

Уже примерно догадываясь, где они, Епифан повернулся к Нильсену.

– Надо подойти ближе, определиться…

– Так ветер противный и опять же льды, – сердито напомнил кормщику бывший здесь же помощник.

– Ничего, помалу пройдём, – обрадовался Нильсен и приказал убавить парусность.

Глядя, как флейт всё ближе подходит к острову, Епифан убеждался, что не ошибся, и значит, капитан Нильсен в его услугах больше не нуждается. Осознав это, кормщик ощутил некую тревогу. Если бы его не взяли силой и не держали в тёмном чулане, возможно, всё было бы иначе, а так…

Отойдя к самому борту, Епифан вдруг заметил, что до коча, который так и шёл за флейтом, всего каких-то саженей тридцать. Больше того, на носу коча стоял подкормщик Иван Вага и смотрел в подзорную трубу на флейт. Значит, если коч подойдёт ещё ближе, то до него можно доплыть…

Понимая, что Вага его отлично видит, Епифан сложил руки на груди так, чтоб никто из бывших на флейте ничего не заметил, и сделал приглашающий жест. Почти сразу Иван опустил трубу и, давая знать, что всё видел, помахал Епифану, а затем коч сразу стал набирать ход.

Епифан напряжённо ждал момента, когда можно будет прыгнуть за борт, но тут произошло непредвиденное. Порывом ветра маленький коч почти бросило на флейт, и, стараясь избежать столкновения, судёнышко пошло совсем рядом, чуть ли не цепляясь рангоутом за оснастку флейта.

Заметив опасность, на обоих судах всполошились, поднялся крик, и тут Епифан решился. Очертя голову он вскочил на фальшборт и прыгнул на оказавшийся совсем рядом коч. Туго натянутые вантины чуть было не отбросили Епифана обратно, но он мёртвой хваткой вцепился в них и чудом не сорвался в воду. А потом, всё ещё раскачиваясь из стороны в сторону, заорал опешившему Ваге:

– Уводи!..

Иван, видимо не сразу сообразив что к чему, замешкался. Но тут же спохватился и, метнувшись по палубе, отпустил нужный шкот. Кливер, ещё раньше поднятый на бугшприте для лучшей лавировки, тут же наполнился, и коч всё быстрее и быстрее стал уваливаться под ветер.

Как только едва не столкнувшиеся суда немного разошлись, Вага, не спуская глаз с медленно слезавшего на палубу кормщика, крикнул, чтобы переложили руль. Дувший до этого встречный ветер враз сделался попутным, и коч, набирая ход, стал быстро уходить всё дальше от флейта.

На флейте же, поняв, что коч удирает, сменили курс, явно намереваясь идти в погоню. Больше того, ещё не закончив поворот, как только флейт стал к кочу бортом, там одна за другой громыхнули две пушки, и ядра, ушедшие из-за неверного прицела с перелётом, подняв фонтаны брызг, заскакали по воде.

Тогда, уже пришедший в себя после отчаянного прыжка Епифан показал Ваге на узкое разводье в недальнем ледяном поле:

– Давай туда, там им не пройти!

Ивану Ваге дважды повторять не пришлось, и через малое время, оставив так и не сумевший толком сманеврировать флейт у края ледяного поля, коч, уходя всё дальше, скрылся за торосами…

* * *

Петер Вальд миновал Мясницкие ворота Белого города и в который раз опасливо глянул по сторонам. Всю дорогу ему казалось, что за ним кто-то следит и вот-вот бдительные царские слуги бросятся на него, чтобы первым делом отобрать завёрнутый в голландское полотно свиток.

Что будет потом, если его схватят, Петер боялся даже подумать и оттого, чем ближе подходил к дому посланника, тем всё чаще начинал озираться. Однако, несмотря на неотступно преследующий Вальда страх, он, осознав всю значимость недавней встречи в кабаке, испытывал некую гордость.

Тогда, заполучив наконец свиток, он, от радости не чуя под собой ног, помчался к Мансфельду, и там они, разложивши на столе добытую столь опасными путями карту, вдвоём принялись её рассматривать. Вне сомнения, она была подлинная. Об этом говорили и витиеватая вязь сверху чертежа, и два расположенных рядом с ней клейма, украшенные гербами Московии.

Убедившись в подлинности-таки раздобытого ими Большого Чертежа, иноземцы стали тщательно сопоставлять всё, что им было известно о Московии, с пометками на карте. Конечно, сразу за Каменным поясом городов и селений имелось гораздо меньше, но о них негоцианты, по крайней мере, слышали, а сейчас Мансфельда и Вальда поразило другое.