"Вставайте, братья русские!" Быть или не быть - Виктор Карпенко

— Как это ратью? — произнес Иван Пророк растерянно. — Мы супротив бояр да торгашей поднялись, а не супротив великого князя.

Расталкивая вечников локтями, на паперть церкви поднялся кузнец Данила. Погрозив кулаком, словно кувалдой, в сторону Городища, он проревел:

— Ананий для князя Александра что красная тряпка для быка. Небось не раз видели, что с быком деется. Он свирепеет и все крушит на своем пути. Не дай Бог, князь Александр уподобится тому быку, мало не покажется!

— Делать-то что?

— Что делать, говори! А то бык да бык! — слышались крики из толпы.

— Идти к архиепископу Далмату. Просить его вступиться за Новгород! — решительно рубанул кулаком Данила. Кузнецу нелегко далось обращение к вечникам, лицо налилось кровью, и голос дрожал. — А коли дело не сладится, то отдать князю Ананию.

Крики негодования, угрозы понеслись в сторону кузнеца. Но он только еще раз погрозил кулаком неизвестно кому и сошел с паперти.

Спорили долго. Крикуны сменяли друг друга, но ничего нового предложить не смогли. Долго выбирали посольство, а выбрав, направили его к епископу. Тот, прочитав послание великого князя и выслушав вечников, взял с собой тысяцкого и отправился к Городищу, где стоял князь с дружиной.

Владыка, не понимая, что Александр уже не новгородский князь, повел себя требовательно, поучая великого князя, словно нашкодившего кутенка.

— Ты, князь, пришел в Новгород Великий непрошено. Грозишь мечом. Требуешь Ананию тебе выдать. А Анания — слуга народный, народом поставлен. Ананию не замай и злодеев не слушай.

Пытался еще что-то добавить к сказанному архиепископом новгородский тысяцкий, но Александр прервал его на полуслове:

— Я много терпел от Новугорода, от крикунов новгородских, у коих ум короток. Забыли, видно, кто от шведа, и от немца, и от норвежца, и от финна землю Новгородскую уберег, кто от голода не единожды спасал горожан, кто татар отвел. Теперь же мне Господин Великий Новгород не указ. Не исполните мою волю, город возьму на копье, а Софийская сторона мне в этом поможет!

Видя, сколь решителен великий князь, архиепископ, сменив гнев на милость, уже спокойнее и просительно сказал:

— Не серчай, князь Александр, на мужиков торговых. Обид на них не держи — глупы, задиристы, что с них взять… Не проливай крови христианской. Ее и так немало татарами пролито. Побереги людишек. А Анания… Пусть живет. Не он подбил Совет изгнать Василия. Не его то вина.

У Александра было большое желание показать власть новгородцам, но здравый смысл одержал верх, и он сказал посланникам новгородского веча:

— Прощу Новгород, коли Анания не будет на посадничестве!

Три дня продолжалось противостояние. На четвертый день князь вывел полки из Городища и вошел в город. У Прикуновичева двора его встретил архиепископ Далмат со священниками и народом.

— Мы в твоей воле, князь, — зычно произнес архиепископ. — Анания сам сложил с себя посадничество и покинул город. Новгород подтвердил место посадника Софийской стороны — Михалки Степановича. Ему верим!

— Хорошо, Господин Великий Новгород. Господь Бог вразумил неразумных. Я прощаю обиды и оставляю наместником своим на княжеском столе сына Василия. Ему нужды свои несите, ему и ответ передо мной держать. А коли бунтовать вздумаете, не посмотрю, что кресты кладем едино, — кровью заплатите за обиды.

Как ни спешил Роман Федорович в ставку хана Сартака, но опоздал. Сын хана Батыя уехал в Сарай на похороны своего отца. Великий Бату-хан умер. Измученное болезнью бренное тело оставил могучий неуемный дух. Улус Джучи наследовал болезненный сын Батыя хан Сартак. Жалкий и жадный, он не знал, что делать с тем богатством, что досталось ему от отца. Самым приятным для себя времяпрепровождением теперь для него было время, проведенное в сокровищнице. Золото, драгоценные камни, кубки, посуду он мог, любуясь, перебирать часами.

Женщины его не интересовали, пиры тоже, так как из-за чрезмерной полноты он ел мало, охота тоже мало прельщала, а вот золото манило и доставляло радость.

Князь Роман на месте ставки Сартака обнаружил лишь кострища и загаженное огромное поле. Тумены ушли в низовье Волги. За ними ушел и обоз, а следовательно, и полон, если не был продан арабским купцам, так охочим до живого товара.

В конце апреля князь Роман был в столице улуса Джучи городе Сарае. Город еще больше разросся, на многие версты раскинув ставки ханов поменьше, темников, ханских вельмож. Искать среди этого скопища молодую мать с двумя мальчишками — напрасно терять время. И Роман Федорович, прожив две недели в Сарае, понял это. А также понял и то, что только хан может помочь, только ханский приказ будет исполнен. Умелец на все руки и грамотей Спирька Хват сумел незаметно в письме Гази Бараджа к хану Сартаку с просьбой помочь князю Роману Федоровичу разыскать родственников, дописать слова «великому», а также «Сыну Неба, непобедимому и мудрому». Изведя немало золота, Роман Федорович добился встречи с великим ханом Сартаком и изложил ему свою просьбу. Хан был удивлен мелочности просьбы и обилию подарков, доставленных булгарским князем. Отдав распоряжение визирю о поиске, Сартак заверил:

— Еще солнце не сделает круг, а ты получишь своих родственников. И вот еще что: будешь на Руси, передай этот кубок, — показал он на большой массивный золотой кубок, украшенный рубинами, — моему побратиму великому князю Александру. У него сын родился.

Князь Роман с поклоном принял подарок для Александра Невского. Кубок был тяжел и вместителен.

— Скажешь, что я испил кумыс из этого кубка во здравие его сына.

Князь Роман еще раз поклонился и, пятясь, покинул зал приемов.

Он не спал ночь, а утро встретил с надеждой, что все будет хорошо и дети, Цветана найдутся и обретут свободу. Ближе к полудню к дому, в котором разместился Роман Федорович с воинами и слугами, подъехал гонец ханского дворца. Он сказал, что детей нашли и везут в Сарай. Женщина же была продана купцу из Хорезма, а тот перепродал ее еще кому-то. Если бы она находилась в Сарае, ее непременно нашли бы. Но женщины нет в столице. На вопрос, где же искать полонянку, гонец ответил:

— Если она молода и красива, то ей уготована судьба стать наложницей, если нет — то ее купил какой-нибудь воин и ей уготована судьба чистить от сажи котлы, готовить пищу, ублажать мужчину. Но найти ее ты не сможешь. В обозе туменов тысячи и тысячи женщин.

Князь Роман понимал это и сам, но как сказать об этом Андрею, чтобы тот понял и смирился с утратой. «Главное — дети. Их нашли, но тех ли?» — тревога холодной змейкой вползла в душу.

Вечером во двор дома въехала кибитка в сопровождении двух воинов. Когда откинули полог, взору Романа Федоровича предстало зрелище, наполнившее его душу жалостью и негодованием. На камышовой дерюге, прижимаясь друг к другу, сидели двое чумазых, одетых в какую-то рваную грязную одежду, исхудавших двенадцатилетних подростков, в которых он признал Романа и Святослава. Те с криками «Деда!» бросились ему на шею.