Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут - Марина Крамер

Алимов молчал. Сказать, что ему жалко умирать в такой день, да и в любой другой, – было не сказать ничего. Но спорить и пререкаться с Мазеем и его охраной он не хотел, чтобы не сокращать продолжительность и без того короткой жизни. Наконец показался Грачев в сопровождении своих охранников, и Мазей ткнул Вадима в спину:

– Давай, двигай.

Алимов пошел вперед, слыша, как сзади хрипловато заговорил Грачев:

– Ну, что, Ванька, как думаешь, найдем?

– Да не вопрос, братка, – уверенно отозвался Мазей. – Ты посмотри – поселок пустой, никого нет, значит, дом, где кто-то шевелится, – наш.

– Твои слова да Богу в уши, – вздохнул Григорий.

– Гриха, ты только не отчаивайся, мы все сделаем, чтобы мальчишек найти. Я тебе клянусь – никого не пощажу, но близнецов твоих вырву.

У Вадима опять холодок пробежал по спине от тона, которым была сказана последняя фраза. В том, что Мазей сдержит свое слово, он не сомневался и очень не хотел попасть ему под горячую руку. Внезапно идущий рядом с Алимовым Дима схватил его за плечо и развернул лицом к небольшому дому, обшитому вагонкой. Ставни на окнах не были закрыты, а автомобильная колея обрывалась у наглухо запертых высоких ворот.

– Вот оно, – проговорил Мазей, вытянувшись в струнку, точно гончая, почуявшая зайца. – Ну что, хорек, вот он, твой звездный час, – жарко шепнул он в самое ухо окаменевшего Вадима. – Стучи, родной, скажи, Конь прислал. Да не вздумай лишнего сболтнуть – Дима вмиг порежет.

Словно в подтверждение его слов Дима легонько нажал на финку, и ее острие больно впилось в кожу, пропоров куртку и рубаху. Алимов обреченно выдохнул и постучал в ворота. Во дворе стояла тишина, на стук никто не отозвался, и тогда Мазей сам забарабанил по крепким доскам.

– Что надо? – раздался с крыльца неприветливый старушечий голос.

– Бабуля, открой, от Сергея Иваныча я, – заметно волнуясь, проговорил Алимов.

– Что надо, спрашиваю? – повторила бабка.

– Говорю – Сергей Иваныч послал, детишкам питание привез…

Мазей ткнул его в бок и показал большой палец – мол, молодец, талантливо врешь.

– А вот я сейчас гляну, кто пришел и чего принес, – голос принадлежал уже не старой бабке, а молодому мужику.

Послышались шаги, ворота приоткрылись, и Мазей сразу, не раздумывая, влепил открывшему пулю между глаз. Парень рухнул мешком, раскинув в стороны руки, а Мазей, прикрываясь Алимовым, заскочил во двор, на ходу расстреляв колеса стоящего у гаража джипа. Одно из окон дома со звоном осыпалось, выбитое кем-то изнутри, в образовавшемся проеме показался ствол автомата. Мазей ловко метнулся вправо, увлекая и Алимова. Пацаны из охраны начали отстреливаться, отвлекая внимание засевшего в доме автоматчика на себя, а Грачев, прикрытый с двух сторон телохранителями, уже был на крыльце. С размаху ударив ногой, Григорий высадил дверь и хотел уже ринуться внутрь, но Мазей опередил, сунув вперед Алимова. Автомат тем временем замолк – видимо, кто-то из охранников сумел успокоить стрелка. Прикрываясь своим заложником, Мазей обошел все комнаты и в самой дальней обнаружил сидящую на кровати патлатую седую старуху, прижимавшую к себе мальчика. Не выпуская ворот алимовской куртки, Мазей крикнул, повернувшись назад:

– Гриха, сюда! Один здесь!

Грачев прибежал и выхватил из скрюченных ревматизмом рук старухи ребенка, заглянул в его лицо и прижал к себе:

– Ванюшка! Где… Павлик где?! – это относилось уже к бабке, но та, в испуге отпрянув к стене, забормотала:

– Один… один парнишка был… Христом Богом клянусь – один был, вот этот…

– А… где… где второй? – растерянно спросил Григорий, крепко прижимая к груди сына.

– Слышь, старая! – Дима встряхнул бабку за плечо. – Где второй пацан? Их двое должно быть, понимаешь? Близнецы они.

– Да не было… не было второго-то, – бормотала бабка, в испуге прижав к груди руки и моргая подслеповатыми глазами. – Вот те крест, сынок, – одного мальчонку-то привезли, говорят, доглядывай, Матвеевна, а мы тебе денег заплатим… Не было второго-то…

Лицо Грачева стало белым, губы задрожали, и Мазей, толкнув Алимова к Диме, схватил друга за локоть:

– Гриха, погоди панику разводить! Может, они их специально разделили, чтоб мы сразу-то не нашли? Гриха, я тебе клянусь – ничего с Пашкой не случилось…

В это время в комнату вошел Андрей, обходивший дом:

– Григорий Валерьевич, стрелок жив еще…

Грачев встрепенулся и сунул ему мальчика:

– Тут побудь, Андрюха…

Он рванул в соседнюю маленькую комнату, где на полу возле окна, раскинувшись, лежал окровавленный человек. Грачев пнул его в бок:

– Хочешь жить – говори, где второй ребенок. Будешь молчать – забью до смерти. – В подтверждение серьезности своих намерений он снова пнул лежащего, на этот раз в голову.

Раненый застонал, пытаясь прикрыть голову руками.

– Не надо… я… я скажу…

– Ну, говори, не тяни! – взревел Григорий и снова занес ногу для удара, но стрелок простонал:

– Не было второго пацана… не довезли его…

– Ка-ак… как не довезли?! – задохнулся Григорий, чувствуя, как сердце ухнуло куда-то вниз.

– Так… на заднем сиденье везли их, под одеялом… ну, один и задохнулся…

Григорий рухнул на колени и взвыл, запрокинув назад голову. На его крик прибежал Мазей:

– Гриха, ты чего, братуха?

– А-а-а, сууукиии! – бился в стены полупустой комнаты голос Григория. – Мать твою, порешуууу всех! Пашка, сынооок….

– Да что случилось-то? – недоумевал Мазей, тряся Григория за плечи. – Братуха, че происходит?

– Сынооок мой… сууукиии… задохнулся… да я… я…

Мазей почувствовал, как от этого воя волосы встают дыбом, а уж когда до него дошел смысл сказанного Григорием, он тоже едва не рухнул на колени рядом с другом и не взвыл с ним дуэтом.

– Гриха, братка, вставай, не надо… поехали отсюда, там Ванька… Ванька, сын твой, Гриха, он-то живой…

– Я не могу… не могу – как я скажу Алене… – провыл Грачев, закрывая лицо ладонями.

И в этот момент сухо щелкнул выстрел, и Григорий неловко повалился набок, а Мазей, развернувшись, всадил пулю в голову доставшего откуда-то маленький «вальтер» раненого стрелка. Вскочив на ноги, Мазей бросился к неподвижно лежащему Грачеву:

– Гриха… Гриха, что с тобой?

Григорий был жив и даже в сознании, но едва Иван попытался перевернуть его на спину, как он взвыл от боли, и Мазей сразу убрал руки:

– Где больно, Гриха?

– Спи-на… спи-ну боль-но… – по слогам с трудом проговорил Григорий, закрывая глаза.

Прибежавшие охранники обступили их, на руках у Андрея плакал маленький Ванечка, и этот плач словно взорвал что-то в голове у Мазея. Он встал с колен, вставил в пистолет новую обойму и пошел в комнату, где остался Алимов.