Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни - Дэниел К. Деннетт

Ил. 9

Эти знакомые и, на первый взгляд, заслуживающие доверия представления о возможности можно представить с помощью диаграммы, но каждая линия на такой диаграмме окажется спорной. Как предполагают вопросы Куайна, в бессистемных перечнях просто возможных объектов есть нечто сомнительное, но поскольку наука неспособна даже дать объяснения, в которых мы нуждаемся, – не говоря уж о том, чтобы их подтвердить, – не прибегая к подобной дистинкции, мы вряд ли сможем просто отмести все подобные рассуждения. Когда биологи задаются вопросом, возможны ли рогатые птицы (или хотя бы полосатые, а не пятнистые жирафы), рассматриваемые ими проблемы являются отражением того, каких открытий мы ждем от биологии. Несмотря на предупреждение Куайна, нас могут поразить двусмысленные метафизические выводы из громкого заявления Ричарда Докинза, что способов быть мертвым гораздо больше, чем способов быть живым. Но Докинз явно заметил нечто важное. Нам следует постараться найти способ придать таким заявлениям более скромный и менее спорный с метафизической точки зрения вид, и то, что Дарвин начинает с середины, как раз обеспечивает необходимую нам точку опоры. Для начала нужно разобраться с отношением между исторической и биологической возможностями, а потом, вероятно, нам будет проще понять характер степеней более высокого порядка139.

Аргентинского поэта Хорхе Луиса Борхеса обычно не причисляют к философам, но его рассказы, большинство из которых входит в бесподобный сборник «Лабиринты» (1962), представляют собой исключительно важные философские мысленные эксперименты. Среди лучших из них – описание (по сути дела, это скорее философское размышление, чем повествование) Вавилонской библиотеки. Для нас Вавилонская библиотека станет моделью, позволяющей ответить на очень сложные вопросы о границах биологической возможности, так что поговорим об этом образе подробней. Борхес рассказывает о забытых исследованиях и размышлениях неких людей, обитающих в огромном книгохранилище, устроенном подобно сотам: оно образуется тысячами (или миллионами, или миллиардами) шестигранных вентиляционных колодцев, окруженных галереями, на стенах которых – книжные полки. Сколько бы ни глядел вниз или вверх подошедший к перилам галереи человек, он не увидит ни дна колодца, ни неба над ним. Никто еще не встречал колодца, который не был бы окружен шестью другими. Обитатели библиотеки задаются вопросом: бесконечно ли хранилище? В конце концов они решают, что у него есть границы, но это не так уж важно, ибо кажется, что на полках – увы, без всякого порядка – расставлены все возможные книги.

Предположим, что в каждой книге 500 страниц, и на каждой странице – 40 строк в 50 знаков длиной, всего две тысячи знаков на странице. Каждую из пятидесяти составляющих строку «ячеек» может занимать либо пробел, либо один из сотни возможных печатных знаков (строчные и прописные буквы английского и других европейских алфавитов и знаки препинания)140. Где-то в Вавилонской библиотеке есть книга, чьи страницы совершенно пусты, и другая – состоящая лишь из вопросительных знаков, но подавляющее большинство книг представляют собой абракадабру; книга будет существовать, несмотря на нарушение орфографических или грамматических правил, не говоря уже об отсутствии смысла. В пятисотстраничной книге, на каждой странице которой 2000 знаков, будет всего 1 000 000 знаков (с пробелами), а следовательно, в Вавилонской библиотеке – 1001 000 000 книг. Поскольку считается141, что наблюдаемая нами часть Вселенной состоит всего лишь из 10040 частиц – протонов, нейтронов и электронов (может, немного больше или меньше), существование Вавилонской библиотеки физически совершенно невозможно. Однако благодаря установленным Борхесом строгим правилам мы легко можем себе ее вообразить.

Действительно ли в этой библиотеке собраны все возможные книги? Очевидно, что нет: ведь эти книги набраны «лишь» сотней разных печатных знаков, и можно предположить, что в список не входят буквы греческого, русского, арабского алфавитов или китайские и японские иероглифы, а значит, в хранилище отсутствуют многие сокровища мировой литературы. Разумеется, там будут превосходные переводы всех этих произведений на английский, французский, немецкий, итальянский… а также бессчетное множество переводов посредственных. А книги, чей объем превышает 500 страниц, в библиотеке есть: начало их содержится в одном томе и продолжается в другом – или других.

Забавно представлять себе некоторые произведения, скрывающиеся в Вавилонской библиотеке. Одно из них – ваша пятисотстраничная биография, превосходно написанная и исключительно точно описывающая вашу жизнь с рождения и до самой смерти. Однако найти ее будет практически невозможно (о, это лукавое выражение!), ибо в Библиотеке также есть тьма-тьмущая книг, в которых аккуратнейшим образом описаны первые десять, двадцать, тридцать, сорок лет вашей жизни… и нет ни одного слова правды о том, что произошло потом, причем эта ложь невероятно многолика и разнообразна. Но найти в этом огромном книгохранилище хотя бы один осмысленный том крайне маловероятно.

Нам понадобится ввести новые термины для того, чтобы понять, о каких числах идет речь. Вавилонская библиотека не является бесконечной, а потому вероятность наткнуться на что-нибудь любопытное не будет бесконечно малой величиной142. Эти слова – привычное преувеличение: мы видели, как в предисловии к своей книге к ним прибегает Дарвин, без всякого стеснения злоупотребляющий понятием «бесконечно», – но их следует избегать. К сожалению, все банальные метафоры («космические масштабы», «иголка в стоге сена», «капля в море») до смешного неверны. Любая реальная астрономическая величина (скажем, число элементарных частиц во Вселенной или наносекунд, прошедших с момента Большого взрыва) не будет даже заметна на фоне этих громадных, но конечных чисел. Если бы найти осмысленную книгу в Библиотеке было так же легко, как отыскать в океане конкретную каплю, игра бы стоила свеч! Если бы вас забросили в случайную галерею Библиотеки, шанс обнаружить книгу, содержащую хотя бы одно грамматически верное предложение, был бы столь исчезающе мал, что, пожалуй, стоит написать это слово с заглавной буквы – «Исчезающе» мал; противопоставить ему можно «Чрезвычайно» (то есть «Намного-больше-нежели-астрономически» велик)143.