Спасая Сталина. Война, сделавшая возможным немыслимый ранее союз - Джон Келли

С наступлением лета война вовсю шагала по городу – от улицы к улице, от дома к дому и, наконец, под землю, в канализацию. Питаясь сухарями и крысиным мясом, защитники продержались до середины июля. Чтобы поднять боевой дух, за несколько недель до падения Севастополя Молотов в своей речи в Верховном Совете СССР озвучил сказочную версию визитов к Рузвельту и Черчиллю. «Проблемам второго фронта в Европе, естественно, было уделено серьезное внимание как при переговорах в Лондоне, так и в Вашингтоне. О результатах этих переговоров в одинаковой форме говорят как англо-советское, так и советско-американское коммюнике. В обоих коммюнике заявляется, что при переговорах была достигнута “полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году” Такое заявление имеет большое значение для народов Советского Союза, так как создание второго фронта в Европе создает непреодолимые трудности для гитлеровских армий на нашем фронте[212]».

В тот же день на другом конце света генерал Брук поднял шторку иллюминатора и взглянул на мерцающее небо Вашингтона. В туманном вечернем свете река Потомак выглядела как серебристая лента. Пока Брук раздумывал, сможет ли такая махина, как «Боинг», приземлиться на что-нибудь столь маленькое, как эта лента, большой гидросамолет описал плавную дугу в темнеющем небе, затем снизился и с лебединой грацией сел на воду. На борту находились Черчилль, Брук, начальник отдела военного планирования военного министерства бригадный генерал Стюарт, военный советник премьер-министра Гастингс «Мопс» Исмей и личный врач премьер-министра сэр Чарльз Уилсон, который одобрительно хмыкнул после посадки.

Черчилль прибыл в Вашингтон с твердым намерением решить все еще открытый вопрос о втором фронте. В течение последних шести месяцев были достигнуты предварительные договоренности о наступлении через Ла-Манш в 1943 году и заключено довольно расплывчатое соглашение о принесении в жертву девяти дивизий в 1942 году в случае, если Россия проиграет войну Германии. Но и Черчилль, и – в меньшей степени – Рузвельт никогда окончательно не отказывались от плана «Гимнаст», подразумевавшего нападение на Северную Африку, хотя они поддерживали план по разным причинам. Стремясь избежать кровавой бойни во время новой мировой войны, Черчилль не хотел вводить войска в Европу до тех пор, пока немецкая армия не будет ослаблена несколькими годами сражений на периферии – в Северной Африке и Италии. Рузвельт же хотел побыстрее вступить в бой, а, согласно действовавшему плану, американские солдаты должны были оказаться в Европе не раньше 1943 года.

Утром 18 июня, когда команда Черчилля завтракала на высоте тридцати тысяч футов[213] над Атлантикой, 74-летний военный министр Генри Стимсон и 60-летний генерал Джордж Маршалл составили план того, что можно было бы назвать джентльменским переворотом. Стимсон убедительно обосновал нынешний план войны: крупное наступление через канал в 1943 году и, если события потребуют этого, экстренное наступление в 1942 году. Маршалл одобрил план и разослал копии своим главным советникам, включая Дуайта Эйзенхауэра, готовившегося принять командование американскими войсками в Великобритании, и «Хэпа» Арнольда. Последний распространил письмо, в котором говорилось, что Стимсона поддержали все офицеры, ознакомившиеся с планом. В тот же день копию доставили в Гайд-парк.

Зная, что окончательное решение по второму фронту будет принято во время его визита, Черчилль приготовился к схватке. Девятнадцатого июня, как следует выспавшись в посольстве Великобритании, он вылетел в Гайд-парк на самолете ВМС США. Когда он приземлился на Нью-Хакенсак Филд, Рузвельт уже ждал его в машине у дальнего края взлетно-посадочной полосы. Премьер сел в автомобиль, ожидая неторопливой езды по залитым солнцем летним дорогам. Но президент задумал кое-что более смелое. О последовавшем за этим эпизоде Черчилль с нехарактерной для него сдержанностью писал, что «он дал несколько поводов задуматься… Недуг мистера Рузвельта не позволял ему нажимать ногами на педали: посредством хитрой системы рычагов он мог управлять всем с помощью рук, которые были удивительно сильными и мускулистыми. Он предложил мне потрогать его бицепсы, сказав, что им завидовал один известный боксер. Это вселяло надежду на то, что наша поездка закончится хорошо, но должен признаться: когда автомобиль несколько раз останавливался и давал задний ход на травянистом краю пропасти над Гудзоном, я молился, чтобы тормоза и другие механизмы не подвели. Мы все время говорили о делах, хотя я и старался не отвлекать его от управления машиной, и нам удалось добиться большего прогресса, чем позволила бы официальная встреча».

Жизнь, полная всевозможных разногласий, научила Черчилля, что лучший способ сказать «нет» – это вначале сказать «да». Беседуя с Рузвельтом во второй половине дня, он подробно рассказал об усилиях, которые предприняли британские военные аналитики, чтобы продумать детали возможной атаки через Ла-Манш в 1942 году. Но независимо от того, под каким углом они смотрели на эту затею, вывод всегда был один: пролив станет красным от американской и британской крови. Затем он начал расспрашивать Рузвельта. «Разработали ли американские планировщики план вторжения? – спросил он. – Если да, то какой? Где именно американские войска нанесут удар?» Далее последовали другие вопросы: Сколько десантных и боевых кораблей доступно для организации высадки? Кто из американских генералов будет командовать? Что потребуется от Великобритании? В заключение Черчилль подтвердил британскую позицию: правительство Его Величества приветствует «любую схему, которая дает разумные шансы на успех».

На следующий день – в воскресенье, 21 июня – дебаты о втором фронте приняли неожиданный оборот. Рузвельт и Черчилль вернулись в Вашингтон и находились в Овальном кабинете, разговаривая с генералом Бруком, когда появился Маршалл и вручил президенту «розовый лист бумаги». Рузвельт просмотрел сообщение и молча передал его Черчиллю, который объявил всем присутствующим, что Тобрук пал. Рузвельт спросил: «Чем мы можем помочь?»

В тот теплый летний день продолжилось бурное обсуждение вопроса о втором фронте. В нем принимали участие Рузвельт, Черчилль, Маршалл, Брук, Стимсон, премьер-министр Канады Макензи Кинг и несколько официальных лиц из Нидерландов, Китая и других стран. Дискуссия – возможно, ставшая ключевой в вопросе о втором фронте – закончилась глубокой ночью и, казалось, завершилась триумфом идеи Маршалла и Стимсона. В пресс-релизе, выпущенном Белым домом на следующее утро, говорилось о стратегических возможностях, предлагаемых «операциями во Франции или Бельгии и Нидерландах». Но последнее предложение: «На случай, если успех операции [на материковой части Европы] окажется под сомнением, нужно подготовить альтернативный план» – звучало довольно двусмысленно. Было ли это еще одним общим утверждением англо-американской решимости или временной заменой для «тайного ребенка» Рузвельта и Черчилля – операции в Северной Африке?

Потрясенный падением Тобрука и изможденный ожиданием тяжелой процедуры вынесения вотума доверия со стороны Парламента 2 июля, Черчилль очень хотел вернуться домой как можно скорее. Но Маршалл не собирался отпускать британских делегатов до тех пор, пока они не осмотрят новую американскую армию, которую он создавал. После легкой пикировки были выбраны дата и место смотра войск (25 июня, Форт-Джексон, Южная Каролина). Маршалл не первый раз устраивал подобные мероприятия для британских военных и гражданских высокопоставленных лиц, но в Форт-Брэгге и Форт-Беннинге они прошли не так хорошо, как надеялся генерал. По мнению Маршалла и большинства присутствовавших там американских офицеров, смотр в Форт-Джексоне прошел успешно. Десять тысяч человек и несколько десятков танков проследовали под палящим солнцем Каролины безупречным строем. На публике британские гости расточали похвалы, но в личных беседах все было иначе. Генерал Брук покинул Форт-Джексон, думая, что американцам еще есть чему поучиться, а Исмей считал, что бросить этих молодых людей против «профессионалов с континента» было бы просто «убийством».