Мамины субботы - Хаим Граде

— Видно, мать не имеет для тебя особого значения. Сам ты не мог ей этого сказать. Она должна была узнать об этом от других, от злоязычниц.

— Я собирался все тебе рассказать и пригласить ее к нам, но пока до этого далеко. Я не уверен, что она хочет быть со мной.

— Значит, она умна, — выносит свой приговор мама. — Она понимает, что на тебя нельзя положиться.

— Чолнт стал как кусок глины. — Мама подает мне мясо на тарелке и словно через силу начинает есть застывший чолнт. У нее нет желания возобновлять разговор о девушке, все равно до веселья еще далеко. Печальная, она смотрит в окно на окно Лизы напротив. Рассказанная Марьяшей история о муже Лизы не выходит у нее из головы.

— Господи помилуй, — пожимает она плечами. — Люди окончательно сбросили бремя заповедей еврейства.

Мама видит, что я даже не спрашиваю ее, почему она так расстроена, и говорит сама себе, что ей не с кем слово молвить. Она не понимает нынешних девушек: что им нравится в теперешних распущенных парнях? Прежние молодые люди, говорят девушки, были дикие, с бородами и пейсами, а жених с невестой иной раз даже не видели друг друга до обручения. Но что из того, что нынешние парни играют в любовь, целуют и обнимают невест до свадьбы? Это ведет к тому, что после свадьбы они ищут других. У набожного молодого человека жена — это жена, а дом — это дом. А мужчина без бороды вообще не мужчина.

— Что случилось? — спрашиваю я.

Мама, предварившая свою историю таким длинным предисловием, вдруг пугается:

— Я тоже стала злоязычницей, как те… Но думаю, что раз все знают, то и ты знаешь. Только не описывай этого в своих сочинениях, как ты описал меня с моими корзинками в воротах. Не хватает еще, чтобы Алтерка узнал, что ты делаешь из него стихи.

— Ты хочешь рассказать мне про роман, который Алтерка крутит с мясничихой? Тоже мне новость!

— И что ты на это скажешь? — спрашивает мама, обескураженная тем, что эта история не производит на меня никакого впечатления. Но не успеваю я ответить, как она бросает взгляд в окно и начинает быстро убирать посуду со стола, словно ожидая высокопоставленного гостя.

Во дворе рядом с нашей квартирой крутится Лиза.

— Не сболтни, не дай Бог, лишнего, не проболтайся, что ты что-то знаешь, — шепчет мне мама перед тем, как Лиза открывает нашу дверь.

— Доброй субботы, — растерянно говорит Лиза. Она медлила во дворе, пока не придумала подходящий предлог, чтобы зайти. — Я слыхала, Веля, что вас можно поздравить. Ваш сын стал женихом.

— Дай Бог и вам счастливой жизни, — отвечает мама. — Садитесь, Лиза.

Лицо Лизы покрыто морщинами. Видно, что она не выспалась. Под глазами у нее мешки, похожие на водяные пузыри. Она то и дело выглядывает в окно.

— Мой муж заболтался где-то со своими дружками… Она действительно дочь раввина, твоя невеста? — спрашивает она меня.

— Да, — неохотно отвечаю я. — Она дочь раввина.

Мама аж подпрыгивает на своей табуретке, но садится вновь. Ей хочется крикнуть: «Дочь раввина?!» Но она сдерживается, словно зажимает себя в стальных тисках. Лиза не должна понять, что она, родная мать, этого не знала. Она опускает голову, чтобы соседка не увидела ее глаза.

— Все-таки ты ищешь родовитости, хотя сам писатель и якшаешься с рабочими, — улыбается Лиза.

— Родовитость не порок, — колко отвечаю я. — Свата-извозчика встречают на свадьбе чуть ли не торжественней, чем свата-раввина. Но когда дело доходит до развода, то есть разница, с кем ссориться, с раввином или с извозчиком.

— Ты говоришь глупости, — кричит на меня мама за то, что я сыплю соль на раны Лизы. — Кто же на помолвке думает, что дело, не дай Бог, дойдет до развода? Он обижен тем, что ему пришлось долго ждать чолнта. Ему надо уходить, — оправдывается за меня мама и подмигивает мне, чтобы я оставил их одних.

— Действительно, я видела, что вы два раза ходили с чолнтом, — поспешно вставляет Лиза. — Я поняла, что вы поменялись горшками. И я удивилась, что вы так долго не возвращались. Наверное, Марьяшка проповедовала там вовсю.

Она хочет узнать, что говорила Марьяша. Поэтому-то она и зашла. А может быть, ей просто тоскливо сидеть одной в доме. Наверное, она хочет излить то, что у нее на сердце. Так думает мама и подмигивает мне, чтобы я ушел.

— А со мной ты не хочешь поговорить? Ты считаешь меня старомодной еврейкой? — говорит мне Лиза с притворной обидой, когда я надеваю пальто. Но я вижу, что она довольна моим уходом.

III

Мама сидит напротив Лизы и не знает, как начать разговор. Она ведь не будет говорить зашедшей к ней соседке, что ей известно об измене ее мужа. Притворяться, что ничего не знаешь, тоже не годится. Лиза может подумать, что ее стараются не обидеть, и от этого обидится еще больше. И мама предпочитает не говорить ничего.

Лиза собирается с духом и начинает с деланным смехом:

— Ваш сын сказал: родовитость не порок. Если иметь в виду развод, то лучше заранее знать, с кем придется ссориться, с раввином или с извозчиком.

— Да он не знает, что говорит. Он ведь совсем еще мальчишка. — Мама пытается ослабить впечатление, произведенное на Лизу моими речами.

— Не выставляйте его таким уж ягненком, — резко говорит гусятница. — Лучше скажите мне, что делать женщине, которая перестала нравиться своему мужу? Вы же разбираетесь в священных книгах, так что же там об этом сказано?

— Не так уж я и разбираюсь в священных книгах, а в делах этого мира я всего лишь простая еврейка, — говорит мама, — но мне кажется, что нынешние женщины сами портят отношения с мужьями. Для улицы они прихорашиваются и красятся, а по дому ходят с распущенными волосами и полуголые, в нижнем белье.

— Извините, Веля, но вы говорите старомодно. Разве можно при собственном муже всегда быть во всеоружии? Да когда муж любит жену, он любит ее, даже если она не прихорашивается.

— Это правда, — тихо говорит мама, — но если жена не стыдится мужа, словно он домашнее животное, она перестает радовать его глаз и ему нравиться.

— Горе женщине, которая исхитряется понравиться своему мужу, — вздыхает Лиза. Понемногу она оставляет свой заносчивый тон и замашки мадам, превращаясь в надломленную старую еврейку.

— Лезть из кожи вон не стоит, — отвечает мама. — Нельзя хитрить с мужем, как с деревенским мужиком на рынке. Но умной быть не помешает. И даже если жена умнее, муж должен чувствовать, что умнее он.

— Это написано в ваших святых книгах? — спрашивает Лиза.

— Не помню, сказано ли это в святых книгах, — с обидой отвечает мама. Ее обижает то, что, по мнению Лизы, торговка фруктами и овощами сама по себе ничего не может понять. — В семье, — говорит мама, — где жена постоянно показывает мужу, что все идет так, как предсказывает она, а не так, как рассчитывает он, — в такой семье не будет мира между супругами. Есть жены, которые держат мужей под каблуком. Такая бой-баба думает: все в порядке, он никогда не скажет слова поперек. Он действительно ей не перечит, но потихоньку смывается из дома. А когда он иной раз возвращается навеселе, она попрекает его той чепухой, которую он болтал, будучи под мухой. И он становится ей врагом.