Проклятие тангеры - Юлия Аксенова

– Запомни, – отчеканил Рогов, – я никогда ничего не делаю… с женщинами из сострадания! Никогда. Ничего.

Ладони Ксении медленно сползли с его плеч.

– Я больше ни с кем не хочу танцевать. Никто не сравнится. Я никого рядом с ней не поставлю! Благотворительностью не занимаюсь.

– Виталий, ты только что танцевал с Черной Тангерой. Если тебя это не беспокоит, я уйду.

– Я танцую с теми, с кем хочу. С теми, с кем мне хорошо. В ней страсть. И жизнь. Больше здесь, – он медленно обвел взглядом зал, – нет ни одной женщины. Ни одной.

– Мне уйти?

– Как хочешь.

Как ни была Ксения разозлена, она не смогла уйти. Стояла перед Виталием, опустив руки. Спросила беспомощно:

– Неужели не боишься умереть?

Рогов, потерявший к ней всякий интерес, молча развернулся и удалился.

Оглушенная, Ксения не двигалась с места. В душе несся вихрь чувств – едких, колких, хлеставших наотмашь. Страх за жизнь друга был последним из них. Виталий, живой и здоровый, лишь слегка осоловевший от пережитого наслаждения и обозлившийся неизвестно с чего, только что унизил ее, оскорбил, оговорил, смешал с грязью. Никакая на свете нечистая сила не способна взбаламутить в душе человека грязь, которой там нет! Вместе с тем Ксения мучительно, но ясно осознавала, что Рогов прав. Она никудышная танцовщица: тридцать пять лет сидения на мягком диване за полтора года никак не наверстаешь. Как женщина она не способна взбудоражить мужчину и увлечь за собой. Заставить его забыть все, что было прежде, оставить старые привычки, сломать стереотипы… Как профессионал она тоже гроша ломаного не стоит, если не справилась с простейшей задачей студенческого уровня: наладить и поддержать контакт. Не вспомнила ни единого приема нейролингвистического программирования, эриксоновского гипноза, просто-напросто не сумела установить раппорт…

Виталию, скорее всего, ничего не сделается: полно, точно ли, что танцевал он с Черной Тангерой? Не почудились ли темные завихрения вместо женских локонов на фоне его широкой груди? Текущие вдоль его живота и ног темные потоки ведь казались в иные моменты ладной фигурой в строгом платье и стройными ногами в черных чулках. Когда делали кальгаду, Виталий стоял боком к Ксении, расставив ноги, присев, сильно отклонившись назад. А от его копчика вниз, до самого пола, столбом опускалась энергия. Не поднималась – именно опускалась. Так выглядит единственное на свете явление: порча на смерть. Ну так некоторые люди ухитряются годами с этим жить. Тяжко, вяло, депрессивно, но живут. А может быть, и это показалось. Если Ксения – хреновый психолог, то уж тем более слабый, плохо обученный эзотерик.

Отвращение к собственной несостоятельности раздирало с такой силой, что Ксения больше не могла оставаться с этим наедине. Она полуосмысленно обвела взглядом помещение. Ничего и никого не заметила, кроме Кости, оказывается смотревшего прямо на нее. Ну вот, она уже тысячу лет торчит одна посреди зала, но и Костя не делает ни единого шага ей навстречу!

Музыка играла вдвое тише, чем прежде, «шепотом». Любители ночной милонги кемарили за столиками, девушки, набросив куртки и шубы поверх открытых платьев, дремали вповалку на кожаных диванах в дальней части цеха. Дверь на улицу то и дело распахивалась, впуская клубы морозного воздуха: курильщики все чаще взбадривали себя сигаретой, остальные – короткой прогулкой по обширному заводскому двору. Те, кто предпочитает на праздничном мероприятии выпить, и те, кто отродясь не садился за руль и не желал переплачивать таксисту, – все оставшиеся после полуночи маялись в ожидании шести часов утра, когда откроется метро. А оставалось до этого события еще часа три. Недельный марафон милонг и шоу утомил даже самых крепких энтузиастов.

Пока Ксения пересекала весь огромный танцзал – по прямой, потому что осталось уже совсем мало танцующих пар, – Костя так и не сдвинулся с места. Но вблизи оказалось, что он тепло улыбается.

– Ну как? Выполнила свою миссию?

– Нет, – отвечала она измученно.

– Вы же танцевали! – удивился Костя.

– С чего ты взял? Мы не танцевали.

– Я видел!..

– А! Те три шага?

– Ты держала руки на его плечах, и вы кружились в такт музыке…

– Увы, Костенька, это не танец. Тангера из меня никакая. И все остальное не вышло.

«И ты оттолкнешь меня так же, как он, если на твоем пути встанет женщина хоть чуть-чуть привлекательнее фонарного столба, потому что я абсолютно несостоятельна!»

Ксения обхватила своего – пока еще своего! – мужчину руками вокруг пояса и ткнулась лицом ему в грудь.

– А по-моему, ты очень красиво танцуешь!

Костя обнял ее и гладил по спине.

– Спасибо, друг. Но… я и все остальное делаю неважно. Ты знаешь об этом лучше других. – В порыве самобичевания она решилась быть откровенной. – Ни естественности, ни свободы, ни…

На улице раздался крик. Смолк. Ксения обернулась. Огромная дверь цеха отворилась настежь. Высокая женщина в песцовой шубке – кажется, Лера – держала ее. Незнакомый мужчина – может быть, охранник – еле-еле нес тяжелое.

Знакомая светлая рубашка в продольную полоску, неизменные джинсы, черные танцевальные туфли. Большое тело обвисло в чужих руках абсолютно безжизненно. Видевшие бросились навстречу. Неспавшие наскоро сориентировались и помчались вслед. От тихой суматохи начали просыпаться столики, и только кожаные диваны вдали продолжали хранить мирную дрему утомленных партнерш. Из-за побежавшей толпы Ксения перестала видеть Виталия. Но лишь на миг. Оказывается, она уже неслась вперед и спустя несколько мгновений сумела пробиться в эпицентр событий.

Знакомая большая рука с аккуратными, «офисными» ладонями и чувствительными пальцами, которая так часто с нежной уверенностью ложилась ей на талию, была теплой. Как в те моменты, когда занятие в парах только начиналось, а Ксения влетала последняя, как всегда пропустив разминку, и Виталик укоризненно говорил ей: «Что ты опаздываешь? Ну что ты опаздываешь?! Тут ждешь, нервничаешь!» И брал ее в дозволенные танцевальной культурой близкие объятия. В такой момент руки его бывали просто теплыми, а в процессе отработки сложных движений становились горячими. Сейчас внутри большой руки пальцы Ксении не прощупывали пульса, и мускулистое предплечье медленно стыло в ее ладони.

Таня Непорожнева сегодня, как назло, уехала до полуночи. И больше – ни одного врача.

Ксения расстегнула рубашку, прильнула ухом к теплой груди. Тишина. Как дико, как нелепо! Не может быть мертв человек, если у него теплое тело! Если он двигался и говорил пять минут назад…

Кто-то громко диктовал по мобильнику адрес завода. Не единожды диктовал: милиция, скорая, кого там еще положено вызвать?

Ксения поправила падающую, свесившуюся до пола руку. Низко наклонилась. Поцеловала внутреннюю сторону ладони, пальцы. Никто не трогал ее, не мешал. Все равно никто не представлял, что делать. Она прошептала тихо-тихо: