Золотой запас. Попытка политического фэнтези - Александр Анучкин

Тимоха сидел дома за компьютером, поглощал с огромного блюда бутерброды с огурцом и докторской колбасой и самодовольно улыбался. Утром ему удалось взломать компьютер американского журналиста и вытащить с жесткого диска вообще все, включая даже любительский порнофильм, который киллер не без интереса посмотрел два раза. Только что он подключился к сотовому телефону господина Уотсона. И это тоже могло оказаться забавным.

Схема, придуманная Носорогом, только казалась невыполнимой. На самом деле все работало. Его людям нужно было получить доступ на завод, и они сделали это. У директора были две дочери-близняшки, Маша и Оксана. Они только что отметили семнадцатилетие и, не в силах остановиться, продолжали гулять с друзьями по ночным клубам уже недели две. Матери было как-то все равно, а отец, по горло занятый на работе, ничего предпринять не мог просто физически.

Однажды утром на его рабочем столе, в почте, обнаружился конверт с диском. «Папе от Маши и Оксаны – с любовью» – гласила надпись, сделанная фломастером на пластиковом кругляше. Директор улыбнулся и вставил диск в компьютер. Потом он окаменел, как ему казалось, до конца жизни. На диске было примерно полчаса видео – все это время трое мужиков насиловали Оксану. Маша, привязанная к стулу, страшно кричала.

Потом зазвонил телефон, и директор поднял трубку. Искаженный до неузнаваемости голос поинтересовался, понравилось ли директору кино? После чего ему было предложено немедленно сесть в машину и, обнулив счетчик километража, ехать прямо по шоссе ровно двадцать одну милю. «Надо же, – машинально подумал директор, – откуда они знают, что у меня спидометр в милях?»

Потом ему завязали глаза, пересадили в другую машину и куда-то везли еще почти два часа, по каким-то ухабам и проселочным дорогам.

Искаженный голос разрешил ему снять повязку, но директор не понял, где находится. Он сидел один в маленькой комнатке, обшитой светлой сосновой вагонкой. В комнате приятно пахло свежей древесиной. Здесь были только дверь, стул, на котором сидел директор, и стеклянная стена, за которой были его девочки. Голос спросил, хочет ли директор увидеть продолжение кинофильма. Если ответ – «нет», то есть повод для разговора.

Директору опять завязали глаза и куда-то повели. Он оказался в другой комнате, за казенным столом, а напротив него – казенный человек. Пожилой мужчина с лицом советского чиновника среднего звена. Когда неизвестный заговорил, директор подумал, что голос у него – тоже советский, тоже – среднего звена.

– Нам очень неприятно, что пришлось поступать так, но, думаю, вы должны нас понять. На все прочие угрозы, боюсь, вы бы все равно не отреагировали, ведь так? Кстати, мы не представлены друг другу. Вас это не смущает?

– Подонки, – бесцветно сказал директор.

– Тем не менее. Мое настоящее имя все равно ничего вам не скажет, а потому – зовите меня просто – Штази. Так зовут меня только близкие друзья и коллеги, – доверительно сообщил советский человек.

– Мне плевать, как вас зовут.

– Зря. Умный человек по одному имени мог бы многое понять…

– Мне плевать. Вам больше подошло бы прозвище Ублюдок!

– Говорите-говорите. – Мужчина сделал приглашающий знак рукой. – Когда решите обсудить наши требования – сообщите. А я пока скажу, что вы не со всем согласны, и там – все продолжится. Да?

– Нет.

– Ну вот. Уже лучше. Итак, вы готовы к конструктивному диалогу?

– Подонок.

– Или…

– Да.

– Отлично. Итак, первое. Вы меняете начальника охраны…

– Это невозможно!

– Все возможно. Мы вам в этом поможем. Дальше. Я покажу вам на плане завода место – конкретное окно, с которого надо будет снять сигнализацию. Если надо – я пришлю специалиста, который поможет обойти цепь так, чтобы ни одна проверка ничего не выявила. Вы возьмете на работу двух старших мастеров – они придут завтра. Люди квалифицированные, заводу от них только польза. Личные дела – безупречны. И – последнее…

– Послушай, ты не только подонок, ты еще и безумец! То, что ты задумал, – это немыслимо, это безумие!

– Тесс. Ты еще не знаешь, что я задумал. Итак, последнее. Один из грузовиков с сырьем раз в неделю не будет подлежать досмотру. Его будут разгружать мои люди. В этот же – и только в этот – грузовик будут загружаться мерные слитки, изготовленные в смены, когда будут работать мои старшие мастера. Если хоть один из этих слитков попадет в другую разгрузку, окажется на ювелирном или военном заводе – я убью твоих дочерей. Если ты попытаешься меня обмануть – я убью твоих дочерей. Это все. Одну из двоих ты можешь забрать с собой сегодня, вторая останется со мной до тех пор, пока действует наш договор. Ты понял меня?

Все заработало уже через месяц. Раз в неделю на завод привозили медь, в одном из цехов она смешивалась с золотом, маркировалась и увозилась – уже в виде готовых слитков. На внедорожниках сопровождения куда-то уезжали немаркированные бруски избыточного золота. Небольшое количество драгоценного металла оставалось «для отвода глаз». Маленькие куски выбрасывались из окна, где их подбирали «старатели»-частники. Раз в неделю директор имел право на одно свидание. Оксана лежала в частной психиатрической клинике. С ней хорошо обращались, лечили, кормили, приносили книги, диски с музыкой и фильмами. Она никогда не разговаривала с отцом. Просто молчала и даже не смотрела в его сторону. Он тоже молчал – просто не мог ничего сказать. Машу – никто не трогал.

Что происходило с золотым конвоем после того, как он покидал пределы завода, никто не знал: ни Носорог, ни его брат, ни Пика, ни «советский чиновник» со странной кличкой.

После встречи с Зиминым министр внутренних дел позвонил помощнику и дал короткие указания на завтрашнее утро. Потом назвал водителю новый адрес. Люди, охранявшие и обслуживавшие Худойбердыева, отбирались им лично, были преданы шефу и никогда не обсуждали его приказов, но в последние дни уже никто не мог скрыть удивления: министр менялся на глазах, график летел к чертям, география его встреч расширялась, люди, с которыми он начал общаться, до этого никогда не входили в его круг и даже не пересекались с ним.

Особняк-новодел на Кропоткинской знали в городе все. Кто в нем размещается – тоже не составляло большой тайны. Худойбердыев не исключал, что однажды войдет в эти двери, правда, с другими целями. Человек, занимавший здесь офис на последнем этаже, был, пожалуй, единственным из олигархов «старой формации» – он сделал свой капитал еще при прежнем президенте, о нем говорили разное, а он, похоже, лишь откровенно потешался над комментаторами, время от времени выступая с настолько смелыми и даже дикими заявлениями, что некоторые политологи были уверены – власть делает из него самую настоящую контролируемую оппозицию. Ну не может человек, у которого все активы здесь, в России, причем все – в стратегически важных отраслях, так нагло и открыто фрондировать без всякого прикрытия. Комментаторы, как обычно, выдавали желаемое за действительное: постоялец «золотой сотни» «Форбс» Дмитрий Раков, прекрасно понимал, что однажды придет и его время, бежать и прятаться не хотел, а потому спешил жить, что называется, на полную катушку. И не стеснялся при случае говорить то, что думает.