Дарители. Книга 5. Сердце бури - Екатерина Соболь

Выбегая на первую попавшуюся улицу, Генри был уверен, что навстречу сейчас кто-нибудь выскочит, но деревня выглядела совершенно тихой, заброшенной, хотя он точно чувствовал здесь жизнь. Генри кинулся вперед по улице, сорванно дыша и спотыкаясь. Запас выносливости подходил к концу.

По улице промчалась кошка, за ней – собака, над крышей взлетела утка, потом дорогу с визгом перебежал поросенок, маленький и розовый, со смешно закрученным хвостиком. При виде живности огонь вспыхнул такой жаждой, что Генри чуть зубы себе не раскрошил, пока отталкивал его назад: не хватало еще тратить время на уничтожение домашних животных.

Огонь разочарованно притих, ушел в глубину, и усталость сразу навалилась на Генри, как валун. Он оглянулся – Хью съезжал со склона на дорогу в нескольких сотнях метров позади. Ну ничего, время есть – не так уж много ему и надо. У кого-то здесь точно найдутся лук и стрелы. После рокировки жители деревни никакого разрушителя не знают, а значит, и ненавидеть им Генри не за что. Вряд ли они в восторге от власти Хью, так что помогут тому, кто хочет его победить. Генри влетел в первый попавшийся дом, мимоходом удивившись, что дверь не заперта, и собирался позвать хозяев, но тут на него откуда-то сверху прыгнула куница.

Пару секунд Генри был так ошарашен, что позволил зверьку беспрепятственно царапать ему лицо, а потом отшвырнул его от себя. Куница тут же бросилась снова. Она вопила и царапалась так, будто собиралась защищать дом до последней капли крови. На шум никакие люди не прибежали, и Генри огляделся: вдруг ему повезет и лук просто будет висеть на стене? Не повезло – даже ножа не нашлось.

Генри захромал через комнату, толкнул ставни и выбрался в какой-то закоулок. Он хотел было залезть в следующий дом через открытое окно, чтобы не соваться на улицу – слишком уж она хорошо простреливалась, – но путь ему преградил осел, едва не хватанув зубами за руку, а за спиной кто-то тихо и угрожающе задышал. Генри обернулся. У стены стоял лось и выедал мох из щелей между бревнами.

Тут под ноги Генри бросился давешний поросенок – он крутился рядом и беспокойно заглядывал Генри в лицо. Огонь заинтересованно ворочался, но Генри не стал его слушать, вокруг и без того был полный хаос. В стену соседнего дома врезалась стрела, и поросенок заверещал, но не сбежал, а прибился к ноге Генри и попытался забраться по ней вверх, будто просился на руки. Из соседнего переулка к ним мчался щенок, за ним топал толстый, неповоротливый гусь. Лось, свирепый и опасный зверь, перепуганно таращился на стрелу и жался боком к стене дома. И до Генри внезапно дошло. Он поднял поросенка – тот обнюхал его лицо, дергая ножками, и что-то тихо захрюкал. Так и есть: слишком уж у него смышленый вид для зверя.

– Вы не настоящие животные, – медленно проговорил Генри. – Вы жители Хейверхилла. Хью вас превратил.

Поросенок закивал и пихнул его пятачком в куртку, безуспешно пытаясь обхватить коротенькими ножками за шею. Ребенок, наверное.

– Лук и стрелы, – выдохнул Генри. – Быстро.

Животные посмотрели друг на друга, потом лось неспешно кивнул на соседнюю улицу. Песик тявкнул и помчался туда, Генри – за ним, припадая на одну ногу. Поросенок перепуганно цеплялся за него, и Генри с трудом отодрал его от себя и на бегу бросил на дорогу. Тот приземлился на четыре ноги и упрямо помчался следом. И тогда Генри почувствовал злость, правильную, спокойную злость, придающую сил. Хью много всего наворотил, но превращать детей в поросят – это уж слишком.

Щенок поджал лапы и одним прыжком влетел в окно, Генри, кряхтя, забрался следом, думая о том, что, когда нервное возбуждение его отпустит, он просто ляжет и помрет без всякого участия Хью. Тот вылетел в переулок вслед за ним, но Генри уже влез в дом и пополз в соседнюю комнату вслед за щенком, который скреб когтями сундук. Откинув крышку, Генри достал оттуда лук и полный колчан.

Ползти обратно к окну уже не было сил, поэтому Генри натянул тетиву, свернувшись прямо на полу. Лук был плохой, новый, стрела кривовата, и он мысленно посчитал, что, с учетом ее странной формы, стрелять надо левее цели, тогда есть шанс попасть. Генри видел Хью в проем окна – тот выстрелил снова, но приближаться не стал: то ли ему нравился азарт от слепой пальбы в окно, то ли боялся подходить к Генри слишком близко. Не попал: как хорошо, что Хью не отличается хладнокровием, а злость меткости не прибавляет. Генри спокойно подышал, а потом одним коротким, плавным движением привстал и выстрелил.

Все произошло так, как он и рассчитывал: Хью был уверен, что Генри трусливо прячется в доме, и не был готов к новому повороту событий. А ведь на охоте такое случается сплошь и рядом: если жертву очень разозлить, она легко может напасть на охотника. Стрела пробила Хью плечо, он выронил лук и завопил, а Генри выстрелил еще раз. Попадание: грудная клетка справа.

– Ну все, с играми покончено, – прошипел Хью.

Он, видимо, собирался после этого явить всю свою мощь – обрушить крышу или что-то вроде того, но не успел.

Люди во время драки всегда тратят время на разговоры, заявления о намерениях и пустые угрозы, но Генри был воспитан не так. Еще на первом слове он мысленно выпалил: «Давай», и огонь, наконец-то получив разрешение на удар, показал, на что способен: сдернутая перчатка, рывок вперед, великолепный прыжок через подоконник, несколько метров бегом – и, прежде чем Хью договорил слово «покончено», Генри броском опрокинул его на спину, всем весом прижал к земле и положил голую руку ему на горло. Огонь заревел от счастья, но Генри тоже был в полном сознании и знал, что успеет остановить его вовремя, – идеальный, прекрасный момент. Хью лежал на земле, испуганный его скоростью, побежденный. Время будто остановилось, Генри позволил огню тянуть силу в себя, но внезапно тот остановился.

Генри нахмурился. Он чувствовал то, чего не чувствовал прежде ни разу: огонь был испуган, и это был не сиюминутный страх боли, которую причиняла вода, нет, – настоящий, мучительный ужас. Генри прижал руку крепче, но кожа Хью оставалась влажной и холодной, и его собственная рука тоже, потому что огонь сделал то, на что Генри вообще не считал его способным: остановил самого себя. Время шло все медленнее и наконец остановилось полностью.

«У меня плохая новость. Если мы это сделаем, и ты, и я перестанем существовать, – сказал огонь. Сейчас они были так тесно переплетены, что Генри казалось, будто этот голос звучит как его собственный. – Этот хмырь тоже, но на него плевать. Его сила огромна, но и я еще не бывал в такой отличной форме, и если мы сольемся… То, что получится, уже не будет иметь ни личности, ни разума, ни других желаний. Сила будет сама по себе, она будет становиться больше и больше, вытягивать жизнь из всего вокруг. – Огонь заколебался. – Странно, я так мечтал избавиться от тела, а теперь… Скажи мне, что делать, хозяин. Я больше не могу держать время».

«Убери руку. Я что-нибудь придумаю».

«Он хочет убить тебя, и у него это вполне может получиться».

«Разберемся», – упрямо подумал Генри.

Вздох прокатился по его телу, а затем он почувствовал, как его собственная рука, лежащая на шее Хью, отдергивается и упирается в мостовую. Камни тут же расползлись в золу, и Генри, оттолкнувшись, встал и надел перчатку. В голове крутился весь запас ругательств, почерпнутых от Эдварда, но сосредоточиться это, увы, не помогло. Огонь свернулся в клубок, спрятался, как ребенок от страха прячется за взрослым. Хью сел. Его лицо дергалось все сильнее, будто что-то пыталось прорвать его тело изнутри и выбраться наружу. Все вокруг побледнело окончательно – даже поросенок, бегавший вокруг, казался серым, а не розовым. А потом Хью поднял взгляд, и в нем была такая бешеная, лютая ярость, что Генри шагнул назад.