Жена наверху - Рейчел Хокинс

Но чем ближе мы подъезжаем к дому, тем больше я чувствую, как Эдди деревенеет; в итоге после возвращения мы просто смотрим телевизор и выпиваем еще вина. Возможно, я – слишком много, потому что, ближе к полуночи, отправляясь в постель, испытываю головокружение и жар, обливаюсь потом и в ответ на попытку Эдди обнять меня отстраняюсь от него.

Я проваливаюсь в беспокойный сон и, проснувшись, обнаруживаю, что лежу в постели одна. Некоторое время я лежу, положив руку на то место, где должен быть Эдди, – простыни все еще теплые.

Из гостиной доносится какой-то звук.

Он похож на то, как если бы что-то со скрежетом протащили по полу; у меня во рту внезапно пересыхает не только от похмелья. Звук повторяется, я встаю с кровати и выхожу из спальни. Глаза горят, голова все еще в тумане.

Эдди сидит на корточках в гостиной, разглядывая пол.

– Эдди?

Эдди вскидывает голову и поднимается на ноги. На нем боксеры, в которых он ложился спать, он стоит босиком на деревянном полу, и, хотя в доме прохладно, его кожа, кажется, покрыта тонким слоем пота.

– Привет.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

Возникает заминка, маленькая, едва заметная, но ощутимая. Та самая, которая требуется Эдди, чтобы изобразить застенчивую улыбку, смущенно потирая затылок рукой, но перед этим на его лице мелькает тень досады. Он зол на меня за то, что я увидела его. За то, что помешала.

– Извини, – говорит Эдди. – Мне не хотелось тебя будить, но я просто вспомнил, что снял ключ от лодочного сарая со связки ключей, а потом напрочь забыл, куда его положил, и стал беспокоиться, не обронил ли его где-то. Ну, знаешь, это чувство, когда пытаешься заснуть, но мешает одна навязчивая мысль.

Я знала – например, как не дает уснуть мысль, что твой будущий муж исчез куда-то посреди ночи.

– Ты нашел его? – спрашиваю я, притворяясь более сонной, чем есть на самом деле, но я знаю, что Эдди лжет. И эта вспышка гнева в его глазах, тот момент, когда Эдди явно пожалел, что я встала с постели и отправилась искать его.

Это пугает меня. Эдди пугает меня.

– Нет, – отвечает он. – Наверное, я обронил его на подъездной дорожке. Поищу там завтра.

Я вижу, как его взгляд скользит по мне. На мне слишком просторная футболка, которая доходит до колен, но перед сном мы не занимались сексом, и теперь я ловлю интерес во взгляде Эдди. Я могла бы поддаться на провокацию, улыбнуться в ответ, выдать какую-нибудь слащавую фразу о том, что у меня есть что-то, что может помочь заснуть, но вместо этого я отворачиваюсь и возвращаюсь в спальню.

И позже, лежа в постели рядом с Эдди, я так и вижу это выражение на его лице и задаюсь вопросом, существует ли вообще ключ от лодочного домика.

* * *

– Ты снимала деньги со счета?

Я стою на причале и смотрю на воду – в основном я только этим весь следующий день и занималась. Я спала допоздна, а проснувшись, читала, стараясь не обращать внимания на то, как Эдди продолжает рыскать по дому, думая, что делает это незаметно.

Солнце жарит плечи, но меня бьет озноб, когда я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Эдди, стоящего за моей спиной. На нем плавки, глаза скрыты за зеркальными солнцезащитными очками, и он хмурится, глядя в свой телефон. Проклятье. Я полагала, что действовала осторожно, собирая деньги для Джона. Я сняла триста долларов в местном банкомате, отложила сто долларов с покупок в продуктовом магазине, разбив траты на несколько дней, чтобы Эдди не увидел, куда делась большая часть денег. Как он это заметил?

Он продолжает следить за мной, все еще ждет.

– Свадебные мелочи, – отмахиваюсь я, хотя, по правде говоря, еще ни хрена не купила для будущей свадьбы, только посмотрела платья. – Ты и представить себе не можешь, за какие только мелочи приходится вносить предоплату!

Эдди кивает, но говорит:

– Вообще-то я могу себе представить. Один раз я уже женился, помнишь?

Эдди дарит мне привычную ухмылку, от которой на его щеках появляются ямочки, но теперь в ней чувствуется опасность. Я вдруг вспоминаю, что точно так же он ухмылялся Джону в тот день на парковке, когда я ездила в бывшую квартиру за вещами.

Никогда прежде Эдди так не улыбался мне.

– Ну конечно, – с нервной усмешкой соглашаюсь я. – Ты все знаешь о таких вещах. В любом случае, мне просто показалось, что удобнее использовать наличные деньги. Я хотела сказать тебе, но, наверное, забыла из-за поездки на озеро.

Я пытаюсь изобразить страстный взгляд из-под ресниц, но Эдди снова утыкается в свой телефон.

– Ясно. Просто банк счел это подозрительным и заморозил счет.

Я заливаюсь краской. Я-то думала, что веду себя умно и тонко, но банк увидел во мне мелкого гребаного воришку.

– Черт, – говорю я, – прости.

– Все в порядке, – уверяет Эдди, отмахнувшись. – Я просто дам знать, что все операции мною одобрены, и счет разморозят. Просто… – Тут он смотрит на меня. – Пользуйся кредитной картой, которую я тебе дал, ладно?

– Конечно, конечно, – отвечаю я.

Кивнув мне, Эдди уходит обратно в дом, а я остаюсь на месте, краснея, чувствуя тошноту и почти что дрожа.

Вечером мы снова отправляемся ужинать, и на этот раз я стараюсь не пить так много, но тщетно. Ни один из нас не может расслабиться: Эдди наблюдает за мной так же внимательно, как и я за ним, а когда он предлагает уехать пораньше в воскресенье, я поспешно соглашаюсь. От этого места у меня мурашки по коже. Еще нет девяти, когда мы отправляемся в путь, и, усаживаясь на пассажирское сиденье, я твержу себе, что никогда сюда не вернусь – мы продадим этом дом и купим что-нибудь другое.

– Мне надо бы купить новую лодку, – говорит Эдди, когда мы отъезжаем, а дом и озеро исчезают из виду. Он кладет руку мне на колено, сжимает. – Тебе бы этого хотелось?

Перед моими глазами возникает Трипп Ингрэм с корзинкой в руке, с перекошенным от ухмылки лицом, и я поспешно отгоняю этот образ, заставляя себя улыбнуться Эдди.

– Очень.

– 22 —

В течение следующих двух недель я не могу отделаться от воспоминаний о том, как Эдди крадучись ходил по дому у озера, и замечаю за собой, что делаю то же самое в Торнфилд-Эстейтс: прохаживаюсь по коридорам, открываю шкафы, без конца брожу по дому, стою перед закрытыми дверьми. Впервые с тех пор, как мы с Эдди начали встречаться, мне одиноко. Я представляю, как делюсь мыслями с Эмили или Кэмпбелл, приглашаю их на пробежку по окрестностям и говорю: «Слушайте, девчули, Эдди возил меня в дом у озера, где умерла его жена… Странно, правда?»

К черту все это.

Но слухи по-прежнему ходят, я-то знаю. Когда мне все-таки удается выйти из дома, даже просто для того, чтобы сходить в «Жареное зерно» выпить чашечку дорогущего кофе, я слышу, как незнакомые мне женщины говорят о Беа. Это две пожилые дамы; они сидят за столиком у окна, одна держит в руке телефон.