Жена наверху - Рейчел Хокинс

Но большего Эдди знать и не нужно.

Прищелкнув языком, он притягивает меня обратно к себе. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.

– Я не хочу быть втянутой в это дело. Прости.

– Не извиняйся. – Он целует меня в лоб. – И ни о чем не беспокойся. Беа и Бланш больше нет. Здесь ничего не поделать.

Но, когда Эдди отпускает меня и отворачивается, я вижу, как его прижатая к телу рука сжимается в кулак и разжимается.

– 19 —

Блюда начали прибывать на следующий день[15].

Первой появилась Кэролайн Макларен с куриной запеканкой и крепкими объятиями.

– О боже, все это так ужасно, – произносит она, а затем, постучав по фольге, покрывающей стеклянное блюдо в ее руках, добавляет: – Нельзя ставить в посудомоечную машину.

Эмили и Кэмпбелл отстают всего на пару часов; они приносят три больших бумажных пакета, набитых едой из местного магазина деликатесов, того самого, где готовят изысканные блюда, которые можно выдать за приготовленные собственноручно. Пока я убираю покрытые фольгой контейнеры в морозилку, Эмили и Кэмпбелл обосновываются за кухонным островком и потягивают кофе со льдом, который принесли с собой, что немного обидно, потому что сегодня я бы с удовольствием выпила чего-нибудь покрепче. Я знаю, что дамы просто умирают от желания атаковать меня вопросами, и мне не помешало бы подкрепить чем-нибудь силы.

– Как Эдди, держится? – интересуется Эмили, когда я, закрыв морозилку, поворачиваюсь к ним. Снаружи начинается дождь, и я вспоминаю тот первый день, когда встретила Эдди, – серое небо, скользкие дороги.

– С трудом, – отвечаю я. – По-моему, он до сих пор в шоке, если честно.

– Как и все мы, – подхватывает Кэмпбелл, поигрывая соломинкой в напитке. – Я имею в виду… просто никому из нас не приходило в голову, что их убили. Никого из моих знакомых никогда не убивали.

Впервые я замечаю, что у нее красные глаза, и что Эмили не накрашена, и все такое прочее. Вот черт. Я была так уверена, что дамы пришли сюда, чтобы порыться в чужом грязном белье, но Беа и Бланш были их подругами – две близкие им женщины, чья смерть казалась трагической, но, по крайней мере, случившейся по стечению обстоятельств. Должно быть, дам привела в ужас новость, что их подруг кто-то убил, а я-то подумала, что они просто хотят сплетен.

– А как вы сами держитесь? – спрашиваю я, прислонившись к стойке, и они переглядываются.

– О, дорогая, при чем здесь мы? – возражает Эмили, отмахнувшись, но Кэмпбелл отвечает:

– Тоже не очень.

Они снова обмениваются взглядами, а затем Эмили, вздохнув, кивает.

– Все это просто не укладывается в голове. Что кто-то хотел их смерти, что в нашем районе внезапно появилась полиция и задает вопросы…

Я уже начинаю привыкать к этому ощущению, когда душа уходит в пятки, а тело окатывает холодом каждый раз, когда появляется какая-то новая, неприятная информация.

– Вас тоже опрашивали?!

Кэмпбелл со вздохом выпрямляет спину.

– Пока нет, но на этой неделе у меня запланирована беседа с полицией. А у тебя, Эм?

Эмили снова кивает:

– Да, у меня в пятницу.

Я представляю, как Эмили и Кэмпбелл сидят в полицейском участке и отвечают на вопросы о Беа и Бланш. Обо мне. Ведь детективы обязательно обо мне спросят, не так ли? Откуда я взялась, как скоро после моего появления мы с Эдди начали встречаться? Полиция обязательно выяснит, была ли я здесь прошлым летом, и при этой мысли меня охватывает желание, чтобы Эмили и Кэмпбелл ушли. Я хочу свернуться калачиком на диване и ждать так до тех пор, пока все само собой каким-то волшебным образом не разрешится.

Но тут Эмили тянется ко мне через стойку и сжимает руку.

– Это просто несправедливо, что тебе приходится разбираться со всем этим.

Мне инстинктивно хочется огрызнуться, найти в выражении лица Эмили признак того, что на самом деле ей нравится вся эта ситуация, но я вглядываюсь и ничего не вижу. Ее взгляд светится искренним теплом и сочувствием, а я вспоминаю те времена, когда во время школьных обедов сидела за столом в одиночестве, застенчиво теребила край футболки, полученной в «Армии спасения»[16], и понимала, что у меня никогда не будет модной обуви или компакт-диска, о которых все вокруг только и говорят.

Я всегда думала, что хочу лишь разбогатеть, но, глядя теперь на Эмили, понимаю, что и этого тоже всегда хотела. Чтобы кто-то переживал за меня, принял в свой круг. И хотя это чертовски странно, что из множества людей в моей жизни именно эта команда «степфордских жен»[17] признала меня своей, это действительно так.

И я благодарна им за это.

– Спасибо, – отвечаю я, пожав руку Эмили в ответ.

Мой телефон, лежащий на стойке, звонит; я бросаю на него взгляд, а Эмили и Кэмпбелл встают.

– Ответь на звонок, дорогая, – предлагает Эмили. – Мы сами найдем выход.

Я слышу, как они направляются к двери, но сама смотрю на экран телефона. Код города 205 – Бирмингем. Возможно, звонок из полицейского участка.

Если бы тебя в чем-то подозревали, то уже приехали бы за тобой, говорю я себе, проводя пальцем по экрану, чтобы ответить. Разговаривай нормально. Разговаривай спокойно.

– Алло!

Мой голос чуть дрогнул на последнем слоге.

– Джейн!

Это не полиция, не детектив Лоран. Это Джон, мать его, Риверс.

– Чего ты хочешь?

Я наяву вижу, как он ухмыляется на другом конце провода.

– Я тоже рад тебя услышать.

– Джон, я не… – начинаю я, но он обрывает меня.

– Я знаю, что у тебя куча дел, как и положено домохозяйке из Маунтин-Брук, так что скажу быстро. Церковь собирает деньги на новую звуковую систему, и я подумал, что ты захочешь внести свой вклад.

Я все еще настолько потрясена всем происходящим, что поначалу не ощущаю угрозы в его словах. Мозгу требуется секунда, чтобы осмыслить сказанное и понять, о чем на самом деле идет речь.

– Я полагала, что мы в расчете, – отвечаю я, пальцами свободной руки стиснув край стойки.

Джон молчит, а я слышу, как он что-то глотает. Я представляю, как он стоит на кухне в своей квартире и пьет «Маунтин Дью», и с трудом преодолеваю дрожь отвращения, вызванную этой картиной. Предполагалось, что я забуду его навсегда, но он продолжает возникать в моей жизни, самый жалкий в мире призрак.