Призракам не платят сверхурочные - Ксения Томашева

— Я же говорил: я отвез девушку домой и уложил спать.

— Угу, переколотив все зеркала в доме.

— Именно.

— И вы не знаете, как ее труп мог попасть в галерею “Готлиб”, пристроившись рядышком с трупом ее владельца?

— Понятия не имею.

— Не нужно заливать, а? — Устала я от этих пикировок и недомолвок. — Вот уж не поверю, что квартиру Пэм до сих пор не обыскали и не определили, сама она оттуда ушла, или ее вынесли уже трупом.

— Можете не верить, но это так. Я же говорил — вы очень не вовремя “умерли”, - вздохнул Боум. — Труп опознать было некому. Пока мы отыскали дальнего родственника вашей секретарши для опознания тела, пока получили ордер… Вы умудрились снова отвлечь внимание полиции на себя даже после вашей мнимой смерти. Вы ведь в курсе, что ваша квартира сгорела? Я ведь не ошибся — это ваш автомобиль промчался мимо дома, когда мы выехали туда вместе с пожарными?

— Не ошиблись. Вы в другом ошиблись. У Пэм нет родственников. Ни дальних, ни ближних. Она, как и я, сирота. Причем, даже не усыновленная, а интернатская. Мы обе из Гринвиля.

Катастрофа, имевшая место двадцать лет назад, стала причиной многих сломанных судеб. Не всем так “повезло”, как мне. Приемных семей на всех не хватило, кое-кому посчастливилось попасть в спешно созданные школы-интернаты. Пэм не жаловалась, по ее словам, в школе было даже весело. Только вот отношения со своими бывшими одноклассниками девушка не поддерживала, предпочтя обустраиваться в жизни самостоятельно. И неплохо в этом преуспела. Пока не повстречалась со мной. Права она была: мы все носим на себе проклятие Гринвиля. Наши жизни, чудом спасенные из руин разрушенного города, продолжают рушиться и рушить все, к чему мы прикасаемся.

Эту свою теорию Пэм вывалила на меня при первом нашем знакомстве, и я решила не говорить девушке, что я ее землячка. В тот момент мне отчаянно хотелось иметь подругу. А Пэм казалась вполне подходящей кандидатурой на эту должность. Как и на должность секретаря свежеиспеченного “Детективного агентства Риин Каро”, позволяя добавить к названию агентства приписку “и партнеры”. И я позорно промолчала. А потом стало поздно: мы и в самом деле подружились. Пэм, конечно, возмущалась, мол, она мне все про себя рассказала, а у меня сплошные тайны. Но потом смирилась. Думаю, она прекрасно понимала, что я все еще дрожу над своими тайнами, как скряга над чулком с накопленными монетами, но давить на меня перестала.

— Как это нет? — Боум нахмурился. — Мы дали объявление в газеты, и сегодня нам позвонил ее двоюродный дядюшка. Сейчас он уже, наверняка, в участке — подписывает документы об опознании и согласие на обыск принадлежащей Памеле квартиры на…

— Вы хотите сказать, что сообщили адрес Пэм первому попавшемуся проходимцу, назвавшемуся ее родственником? Еще и на обыске ее квартиры, наверняка, предложили поприсутствовать? — Снова карни у меня фразу с языка снял.

— Мисс Каро, вы же, надеюсь, понимаете, что как сотрудник полиции, я не могу участвовать в незаконном проникновении…

— Как сотрудник полиции, вы можете подождать снаружи и постоять на стреме, — отрезала я. — А я пока, как лучшая подруга, зайду и полью цветы.

— У Памелы нет цветов. Я видел. А у вас нет ключей от ее квартиры.

— А у вас нет доказательств, что она мне их не давала, — я огрызалась вяло, не отрываясь от своего занятия — колупалания выуженной из прически шпилькой в дверном замке квартиры покойной подруги. Ключ Пэм мне, конечно, давала, вот только где я, а где ключ. Он сгорел вместе с офисом, где валялся в одном из ящиков стола.

Замок у Пэм не то, чтобы сложный, но повозиться с ним придется. Язычок заедает, его даже ключом не всегда просто открыть. Я давно говорила Пэм, что замок стоит сменить, рано или поздно он вообще сломался бы, и девушка осталась бы ночевать на улице. Но у Пэм руки не доходили. Поэтому она ограничилась тем, что сделала дубликат ключа и торжественно вручила его мне — на случай, если замок заклинит, когда она будет дома, чтобы я могла приехать и вызволить ее.

С тихим треньком и громким матом шпилька сломалась, но мне было уже все равно: замок поддался. А поцарапанный до крови палец можно и пережить. Каэл, правда, этого мнения не разделял. При виде крови, карни побледнел, челюсти знакомо напряглись, сжимаясь.

— Держи, — он протянул мне платок. — И дверь хорошенько протри, не оставляй кровь.

Боум бросил удивленный взгляд на карни, а я послушно взяла предложенный платок и замотала палец. Обсуждать его боязнь крови мы при капитане не будем, а длинный список вопросов, которые я планирую задать Каэлу наедине, только что пополнился еще одним, о котором я почти забыла, отвлекшись на куда более странные вещи в поведении духа.

* * *

Квартира выглядела так, будто по ней прошелся торнадо. Зеркала Пэм любила. Еще больше любила свое в них отражение. И на этот предмет интерьера тратиться не скупилась. Огромное, в полный рост, в крашеной “под позолоту” раме зеркало в прихожей — прямо напротив входной двери; старинное трюмо в спальне — его Пэм выкупила у какого-то старьевщика за бесценок и долго возилась, заботливо реставрируя напитавший сырости и покосившийся туалетный столик, на котором оно было установлено; зеркальные створки навесной тумбы в ванной… Даже на кухне, на широком подоконнике, за клетчатой занавеской пряталось небольшое зеркальце со слегка вогнутым стеклом — оно немного увеличивало изображение в отражении, и за ним было удобно краситься. Пэм и меня уговаривала такое прикупить, но я не видела смысла тратиться, не так уж часто я и крашусь.

Вот его и забыл разбить Гленн Боум. Все остальные зеркала в доме превратились в крошево мелких осколков, в которых можно было поймать отражение разве что клопа. Капитан основательно подошел к просьбе девушки.

— Вот как он до нее добрался, — отодвинув занавеску, Каэл кивнул на примостившееся на подоконнике зеркальце.

Я поежилась, но подходить к зеркальцу поостереглась. Карни кивнул, отметив мою осторожность, и смахнул зеркальце с подоконника. Наступил на осколки каблуком, и еще и попрыгал сверху для верности. “Я с тобой, тебе ничего не угрожает, — шепнул, проходя мимо меня в спальню. — Но все равно умничка, что осторожничаешь”, - Каэл одобрительно скользнул рукой по моей щеке.

Надеюсь, Боум не заметил моих покрасневших ушей. И с чего бы мне вдруг реагировать на прикосновение карни, как юной деве на первый комплимент, услышанный в жизни?

Боуму было не до моих ушей, и вообще не до чего ты то ни было — он осматривал квартиру.

— Квартиру обыскивали, но аккуратно. И скорее всего, уже после того, как Памела покинула дом самостоятельно и добровольно, — предположил он, в пятый раз вернувшись из ванной.

— Откуда такая уверенность? — Вопрос я задала скорее для порядка.

Густо усеивающие пол осколки зеркал сбивали с толку, но я была склонна согласиться с капитаном. Кровать смята, но так, будто в ней спали, никаких следов борьбы. Пятен крови и разбитых вещей — помимо зеркал, конечно — в квартире тоже не наблюдается. А учитывая количество фарфоровых вазочек и статуэток, которыми Пэм наводнила свое обиталище, вытащить сопротивляющуюся девушку из этой фарфоровой лавки, ничего не разбив, было бы проблематично. Значит, девушка не сопротивлялась.