Танцуя с тигром - Лили Райт

Рейес снова оказался прав. Педро вернулся.

Той ночью звезды светили необыкновенно ярко. Хьюго стоял во дворе один, держа в руках маску. Много лет назад люди дали ему прозвище Тигр из-за шрамов, которые остались на его животе после отцовских побоев. Большую часть своей жизни Хьюго ненавидел отца, но старика уже давно съели могильные черви, так что теперь это чувство выглядело ребяческим и ненужным.

Висенте был маленьким суровым мужчиной, который работал в campo[172]. Однажды Хьюго спросил его, почему мужчины надевают на Карнавал маски тигров, и отец объяснил ему, что у каждого ацтекского божества был tono[173], животное воплощение. «Как близнец. Твоя вторая половина, худшая». Tono великого бога Тескатлипоки[174] был ягуар, el tigre[175]. Тескатлипока, который сотворил этот мир вместе с благодетельным Кетцалькоатлем[176], пернатым змеем, имел множество имен: Ночной Ветер, Дымящееся Зеркало, Враг Обеих Сторон и Тот, Которым Мы Живем. Так огромна была его мощь и так неустойчив темперамент, что Тескатлипока мог озолотить человека, а через миг – лишить его жизни.

– Точно как твоя мать, – пошутил тогда отец. Он вытер грязные руки о джинсы, оставив на них пятна земли и пота. – Иногда почти ангел. Иногда… нет.

Чтобы задобрить Ночной Ветер, ацтеки возводили в его честь храмы и ежегодно выбирали привлекательного мужчину без единого шрама и недостатка на коже, чтобы олицетворять Тескатлипоку на земле. Целый год мужчине подносили золото и окружали огромной свитой из слуг, пока на главном празднике не подходил его черед отправиться в сопровождении жреца к жертвенному камню. Пятеро жрецов держали его голову, а министр смерти вспарывал ему грудь раскаленным твердым камнем и поднимал все еще бьющееся сердце к солнцу. Плоть его съедали, а голову оставляли сушиться. После этого немедленно выбирали нового Тескатлипоку.

История напугала мальчика. Он никогда бы не съел никого, даже во имя спасения солнца.

– Даже за мороженое? – Отец хлопнул его по коленке.

– Только если за шоколад. – Мальчик понял шутку и улыбнулся. Он редко разговаривал с отцом так доверительно и поэтому сразу перешел к другому вопросу: – Но в Сан-Хуан-дель-Монте Тигра ведь убивают?

Висенте повеселило беспокойство мальчика:

– Нет, Карнавал – это всего лишь празднество, вечеринка. Это может выглядеть так, как будто они убивают Тигра, но мужчина просто катается по земле, а потом встает и идет за кружкой пива. – Он рассмеялся и запустил пальцы в шевелюру сына. – Если тебе от этого станет легче, то знай, что иногда в танцах Тигр убегает. Так бывает и в жизни. Ты делаешь что-то плохое, но об этом известно только Ему. – Он заговорщически указал пальцем на небо и изменился в лице. – Чтобы добро процветало, злу нужно позволить бежать.

Хьюго захлопнул книгу памяти, вспомнив, что ему предстояло сделать: он должен убить человека, чтобы спасти собственную шкуру. Он убьет мужчину, чтобы спасти девочку из магазина канцелярских товаров. Он надел маску тигра. Она подошла так, словно была его вторым лицом.

В два часа ночи улица Амаполас была пуста и имела оттенок сепии. Анна пробиралась к дому Мэлоунов, который находился на холме. Включив налобный фонарик, она вошла в лесополосу за имением семейства Мендес и стала продираться через кусты, прикрывая руками лицо. Больше всего она опасалась разбудить собак. Индейские следопыты могли определить след противника по сломанным веточкам. Любой идиот мог бы найти ее; она оставляла за собой целое шоссе отпечатков ног и притоптанных веток. На горизонте появилась молельня. Она нависала над обрывом. Двухмерная. Мрачная. Анна взобралась на холм, коснулась проволоки, отделявшей участок Мэлоунов.

Зарычала собака.

Вторая ответила ей. Гребаное а капелла. Анна сначала повернулась, чтобы убежать, но передумала, коснулась проволоки и перекинула ногу. Джинсы зацепились за шип. Она застряла, порвав джинсы в районе промежности. Прямо как в «Трех балбесах»[177], только сейчас ей было совсем не до смеха. Если Констанс обнаружит ее здесь, то немедленно достанет свое ружье. Если Томас найдет ее, то вызовет полицию. Если ее учуют собаки, то она станет ужином. Джинсы порвались. На предплечье показалась кровь. Наверное, оцарапана нога. Анна продолжила двигаться вперед.

Вдалеке, в розовом доме, не было света. Даже если собаки и разбудили их, Мэлоуны наверняка останутся в постели и не заподозрят, что так называемый составитель буклета для галереи Томаса сейчас пытается пробраться в молельню с украденным ключом.

Анна думала наверняка, потому что ничего не знала наверняка.

У двери молельни она в последний раз вгляделась в темноту. Деревья. Серп месяца на небе. В бассейне отражались огни сигнализации. Собаки стихли и только иногда подвывали на луну. Она вставила ключ в замок. Он не провернулся. Она всегда испытывала трудности с замками, и каждый подход к двери собственного номера был для нее мучением. Влево, вправо, вынула, вставила, вправо – медленно, влево – с силой. Анна выругалась. Она взяла не тот ключ. Наверняка. Рука болела. Она попыталась еще раз. Нет. Это был ключ от кухни, или от коттеджа Хьюго, или от любовного гнездышка в Пуэрто-Вальярте.

Она могла взломать окно. Она и попробовала сделать это, стукнув ладонью по каждой из рам, но все они были заперты. Неприступны. Она снова выругалась, озираясь в поисках того, кто мог бы ей помочь. Смешная идея. Извините, не могли бы вы помочь мне взломать эту часовню?

Она помолилась своей матери и попытала счастья еще раз. Nada[178].

Полностью провалив задание, Анна собралась уходить через передние двери. Раз уж сорвалось, то можно было идти этим путем, все равно ничего уже не случится. Как бежевые трусики привели к вложению в email-письмо, что привело к видео, что привело к Клариссе, что привело к Сандре и Фионе. Вот так.

Она прошла мимо бассейна, мимо крыльца, кухонной двери-ширмы, за которой впервые не стояла Соледад. У передних ворот Анна подняла засов. Чертов Томас и чертова молельня. Это была ее маска. Не его. Посмертная маска принадлежала Рэмси. У Томаса Мэлоуна было все это. Он ни в чем не нуждался. Ей нужно было как-нибудь выплеснуть свой гнев. Она подобрала камень, размахнулась и бросила его в переднюю дверь. Промазала. Камень не долетел, упав на коврике «Добро пожаловать» как непрошеный гость. У него было столько же возможности попасть в дом, как у Анны – пробраться в часовню. На втором этаже зажегся свет. В окне мелькнул серый силуэт. Он покачивался, как скелет.