Гребень Маты Хари - Наталья Александрова

– А ты, дядя, постарайся! А то, сам понимаешь, у тебя могут быть неприятности!

– Да уж, уважаемый, – поддержал бригадир своего подручного, – вы постарайтесь, напрягите память. Что-то мне не кажется, что у вас в магазине от покупателей не протолкнуться! Пока мы здесь базарим, ни один не вошел, так что ту девушку вы вполне можете вспомнить, если, конечно, постараетесь.

– Если постараюсь? – странным тоном переспросил продавец.

– Да, и вы уж постарайтесь! Если, конечно, не хотите неприятностей, о которых говорил мой кореш.

– Ну вот, и вы о неприятностях! – разочарованно произнес продавец. – Ведь не хотелось же никаких неприятностей, но раз уж вы меня вынуждаете…

– Ты че, дядя, никак пугать нас вздумал? – прошипел Крыса и шагнул вперед. В руке у него возникла складная металлическая дубинка, и он со свистом рассек ею воздух. – Ну, дядя, ты сам напросился… не говори потом, что мы тебя не предупреждали.

В это время произошла не совсем понятная вещь.

Старинный граммофон с трубой в выцветших розах вдруг ожил, диск его начал вращаться, звукосниматель сам собой опустился на пластинку, и из раструба полился гнусавый дореволюционный голос:

– Татьяна, помнишь дни золотые…

– Что за хрень? – Крыса повернулся к граммофону, занес над ним стальную дубинку, но рука его внезапно опустилась, легла на талию невидимой партнерши, и он самозабвенно закружился под давно забытую мелодию.

– …кусты сирени и луну в тиши аллей… – выводил тот же голос, прорываясь сквозь шорох и скрип старой пластинки.

ppp

– Крыса, ты чего? – растерянно прохрипел бригадир и вдруг почувствовал, что его ноги тоже сами собой задвигались в такт дурацкой песне.

– Упали косы душистые густые…

Бригадир попытался остановиться, но из этого ничего не выходило, ноги его не слушались. Он скосил глаза на второго своего подчиненного. Тот с нехорошим удивлением смотрел на Крысу и бригадира, но вдруг сорвался с места и тоже задвигался в ритме песни.

– Свою головку ты склонила мне на грудь…

Диск граммофона крутился все быстрее и быстрее, и все быстрее кружились три богатыря. Магазин со всей его обстановкой вращался вокруг них золотой каруселью, отдельные предметы начали сливаться в сплошную блестящую мишуру.

ppp

Из золотистой карусели выступили несколько оловянных солдатиков. Однако они были теперь не обычного своего размера, а в человеческий рост, а может, даже и больше. Плохо прорисованные лица смотрели на танцующих громил сурово и угрожающе, в руках появились винтовки с примкнутыми оловянными штыками, и эти штыки были направлены на злополучных танцоров.

Из строя оловянных солдат выдвинулся еще один – без винтовки, но зато с расписным красно-зеленым барабаном. Он ударил в него палочками и проскрипел, перекрывая хрип граммофона:

– Старый барабанщик, старый барабанщик, ему скоро девяносто лет… у него в шкафу, у него в шкафу, в платяном шкафу сидит скелет…

«Да что же это такое? – думал бригадир, продолжая кружиться все быстрее и быстрее. – Этого не может быть… конечно, не может… наверное, я сплю…»

Эта мысль показалась ему спасительной. Она все объясняла и позволяла выйти из идиотской передряги без урона для своего человеческого достоинства и авторитета.

«Точно, сплю!» – подумал он, успокаиваясь, и даже попробовал повернуться на другой бок и поправить одеяло.

Из этого, однако, ничего не вышло, он кружился все быстрее и быстрее и наконец оторвался от земли, точнее, от скрипучего паркетного пола, и продолжал кружиться под потолком. Рядом с ним с растерянными идиотскими лицами кружились два его напарника.

Внизу тоже танцевали огромные, в человеческий рост, куклы с фарфоровыми очаровательными личиками, в бальных платьях из выцветших желтоватых кружев, и с ними бравые оловянные солдаты в потертых мундирах.

Среди всего этого вопиющего безобразия стоял продавец. Лысина его отбрасывала яркие блики. Он потирал маленькие ручки и говорил, запрокинув голову и глядя на бригадира:

– Нет, это вовсе не сон, милостивый государь! Это те самые неприятности, о которых вы мне так необдуманно говорили! Скорики-морики, лорики-йорики! Вот именно, бедные Йорики!

Лысина продавца стала еще глаже, чем прежде, и вдруг сама его голова превратилась в гладкий, отполированный временем череп с темными провалами глазниц.

И тут все это безумие разом прекратилось.

Замолчал граммофон, исчезли танцующие кукольные пары, исчез лысый продавец, да и сам магазин со всем наполняющим его барахлом тоже исчез.

Бригадир вместе со своими бравыми спутниками стоял на улице, рядом с закрытой дверью магазина, на которой висел большой амбарный замок. Темные окна покрывал густой слой слежавшейся пыли, и от вывески над дверью осталась только голая доска.

– Черт, зря только тащились! – проговорил Крыса. – Шеф будет недоволен.

«Что-то не так… – подумал бригадир. – Ах да… прошлый раз эти слова говорил я…»

Он быстро, воровато взглянул на своих спутников – помнят ли они то, что помнил он?

И встретил такие же быстрые, испуганные взгляды.

– Ну да, шеф будет недоволен… – протянул бригадир. – Но что поделаешь? Сами же видите – нет этого магазина… а на нет, как говорится, и суда нет.

Мата Хари отпустила фиакр, подошла к подъезду – и тут перед ней появилась сгорбленная старуха в поношенном черном платье и странной шляпке, напоминающей ведьмин колпак.

– Добрая госпожа, подайте старой женщине на пропитание! Подайте хоть несколько сантимов!

Внимательные темные глаза заглядывали прямо в душу Маргариты.

Маргарита порылась в бисерной сумочке, нашла несколько монет, вложила их в скрюченную подагрой руку, похожую на птичью лапку. Внезапно она вспомнила другой день, другой город… только старуха была та же самая.

– Это ты? – прошептала она. – Это ты? Мы встречались с тобой в Амстердаме…

Старуха не отвечала – впрочем, ответ и не требовался.

– Скажи, что меня ждет?

– А как ты сама думаешь? – Старуха смотрела на нее с сочувствием и жалостью. – Ты обменяла свой талант на деньги… ты была жрицей, служительницей божества, а теперь исполняешь священный танец не для богов, а для богатых, растленных господ… как ты думаешь, чем это может кончиться?

– Я… я не знаю… я не хотела… я не виновата… – лепетала Мата Хари. – Так повернулась моя жизнь…

– Жизнь – всего лишь иллюзия… всего лишь рябь на поверхности воды, по которой пробежал ветерок…