Между Призраком и Зверем - Марьяна Сурикова

— Не могут император и его кузен так ссориться из-за меня. Я обычная простая библиотекарша. Пусть даже сейчас меня и превратили в такую… куклу, но я не гожусь на роль коварной соблазнительницы, из-за которой мужчины забывают даже о долге. Та же мадам Амели даст мне сто очков вперед. У них было что-то в прошлом, и я об этом спрашивала.

— Нужно задавать правильные вопросы, — улыбнулся Призрак и медленно поднялся. — Извини, Миланта, но больше я не могу держать грани. Приходи еще, когда решишь, что готова принять обе реальности, тогда ты будешь помнить.

Стены заискрились так ярко, что я зажмурилась, а когда открыла глаза, перед моим взором сливались в разноцветное пятно стеклышки витражного окна, голова гудела, хотя лечение императорского мага вроде бы принесло облегчение. На душе было тяжело, а ужин у владыки оставил после себя тянущее чувство страха в душе.

Когда позади отворилась дверь подземного хода, а вернувшиеся охранники попросили следовать за ними, я с большой охотой исполнила их просьбу. Ничего так не хотелось сейчас, как побыстрее покинуть дворец.

В доме давно погасли огни, ведь утро еще не вступило в свои права, хотя ночь была на исходе. Личная охрана императора оставила меня на ступенях особняка и, отвесив еще один поклон, поспешила удалиться.

Я вошла в просторный холл, подошла к лестнице и хотела уже подниматься к себе, когда вспомнила, что в руках у меня та самая шкатулка, переданная Кериасу императором. Ее вложил мне в ладони глава стражи, когда уходил.

«Просто оставлю на его столе в кабинете», — решила про себя и тихонько направилась в сторону рабочей комнаты дознавателя.

Осторожно повернув ручку, я приотворила тяжелую дверь, сделала шаг вперед и, ойкнув, замерла. На меня удивленно смотрел сам хозяин кабинета, который, оказывается, и не думал спать, а сидел за большим столом, заваленным грудой бумаг.

— Вы даже по ночам работаете? — не нашла ничего лучше, чем задать очевидный и не требующий ответа вопрос.

— Может, это такая манера отдыхать? — уточнил у меня Кериас. — Ну или дежурить на случай, если любопытная Мышка сунет сюда свой носик.

— Я не совала вовсе! Не имею привычки обшаривать чужие кабинеты.

— Правда? — уточнил дознаватель, явно потешаясь надо мной. — Тогда я все же уснул, а ты мой очаровательный сон.

— Совсем не сон! Я зашла, лишь чтобы отдать вам подарок императора. Точнее, хотела оставить на вашем столе.

С этими словами я прошла вперед и водрузила шкатулку на гладкую столешницу.

— Как мило, — склонив голову набок и рассматривая подношение, заключил дознаватель. — Я бы даже сказал: сентиментально.

— Он просил передать, что видит сходство, — раздраженно повторила слова владыки, все еще не отойдя от подозрений сыщика. Я бы ни за что не стала рыться в его вещах!

— Видит, — медленно повторил за мной Кериас, а его шутливый тон разом исчез, словно его не было и в помине.

Дознаватель подвинул к себе шкатулку, откинул крышку и достал книгу в тисненой кожаной обложке.

Я удивленно наблюдала, как он изучает подарок тяжелым взглядом, а потом словно нехотя открывает. Стоило Кериасу лишь коснуться пальцами краешка переплета, как книжка открылась сама примерно посередине. Признаюсь, меня мучило любопытство и из-за загадочности послания, и из-за того, почему им стала именно книга, но как только увидела помрачневшее лицо дознавателя, тут же передумала задавать вопросы.

— Отчего не идешь спать, Миланта? — глухо поинтересовался у меня Кериас, все еще не отрывая взгляда от раскрытого подарка. — Послание достигло цели.

И то, как он это сказал и как при этом смотрел в книгу, заставило мои ноги буквально примерзнуть к полу. Что он там увидел?

— А ты знала, Мышка, что когда сгораешь от любопытства, у тебя кончик носа удлиняется?

Что? Я тут же схватилась за нос, но быстро опустила руку, поймав ухмылку дознавателя. Надо было тотчас же пожелать ему спокойной ночи и гордо удалиться, вернув Кериасу холодную усмешку и продемонстрировав, что их с императором тайны меня не волнуют. Однако они волновали, и теперь — особенно сильно, поскольку затронули мои интересы и даже жизнь, сделав заложницей сиятельных решений.

— Так сильно хочешь посмотреть? — поднял брови дознаватель, наблюдая за внутренней борьбой, которая явно отражалась на моем лице. — Ну, иди сюда.

И он развернул книгу и резко сдвинул ее на край стола.

Шаг за шагом я приблизилась и вгляделась в желтоватые листы явно старого издания, а потом от удивления склонилась ниже, стараясь рассмотреть детали.

Это было некое жизнеописание особенно выдающихся личностей нашей империи, поскольку на обеих страницах шли биографии разных людей, а к каждой прилагался портрет. Первый лист полностью занимала история жизненного пути некоего барона, первооткрывателя западных земель, которые до его изысканий считались бросовыми и непригодными для обитания. На следующем листе поместились две биографии поменьше. Та, что занимала больше половины страницы, опять же принадлежала известному мужчине-историку, чье имя мне доводилось слышать. А вторая, как ни странно, касалась женщины, хотя мало кто из представительниц слабого пола обладал столь незаурядными способностями, чтобы быть включенными в издание, хранящееся в императорской библиотеке.

Сперва я прочитала имя — Инесса Асвальди, и наряду с фамилией в голове всплыло воспоминание об известнейшем музыкальном театре нашей столицы — «Асвальдский дом музыки», или, по-иростому, «Асвальди». Впрочем, всколыхнувшееся любопытство было утолено, когда я увидела чуть ниже строчку: «Золотой голос империи». Эта женщина была певицей, и именно была, судя по датам рождения и смерти. Она ушла из жизни молодой, в возрасте двадцати с небольшим лет, при этом за время короткой и головокружительной карьеры настолько поразила собственным талантом современников, что в ее честь назвали лучший театр. А вот следующие строчки заставили меня буквально замереть и перечитать их заново: «Первая фаворитка только взошедшего на престол императора Ириадена авин Тартос амон Монтсеррат». Затем — еще несколько предложений о весомом вкладе в развитие музыкальной культуры империи и основании целого музыкального направления, а последняя строчка рассказывала о гибели певицы в результате несчастного случая. На этот раз я изучила дату не вскользь, а прикинула, что некое трагическое происшествие имело место лет десять тому назад.

Подняв голову, я посмотрела на сосредоточенного Кериаса и снова подвинула книгу к нему. К сожалению, портрет, отпечатанный в ней, был небольшим и слишком темным, чтобы внимательней изучить черты лица девушки, а представленной информации оказалось недостаточно для понимания.

— Удовлетворила любопытство, Мышка? — серьезно поинтересовался дознаватель, и пусть вопрос прозвучал невозмутимо, но ощущалось в его голосе и манере говорить нечто, указывающее на полное отсутствие демонстрируемого спокойствия.

Я покачала головой. Лучше навлечь его гнев, но разобраться, в конце концов, в тайнах прошлого.