Тачдаун - Сола Рэйн

– На то, что Кайла сбросила на девчонку публичную шлюхобомбу, практически уничтожив ее репутацию в Рейнере, тебе тоже плевать?

– Разумеется, нет! – рявкаю я так громко, что другие посетители начинают на нас оборачиваться. – Я думаю об этом весь гребаный день. Но небольшое расстояние, почти в полторы тысячи миль, немного связывает мне руки, не находишь? Завтра вернемся в Майами, и я решу этот вопрос. Если все будут думать, что наши отношения с Брэдшоу продолжаются, ни одна рейнеровская крыса не посмеет ее травить.

– Сукин сын уже все продумал, – широко усмехается Сойер. – Блестящий квотербек даже отлить не ходит без плана, запасного плана и парочки тактических комбинаций, которые он в любой момент готов разыграть.

Мы обмениваемся заткнись-сам-заткнись взглядами, и Линч задумчиво склоняет свою лохматую голову набок. В зеленых глазах мелькает не то грусть, не то сожаление.

– Знаешь, а я даже немного тебе завидую, – его голос звучит гораздо серьезнее, чем полминуты назад. – Ты влюбился, до одурения, мать твою, влюбился, а я даже не могу представить себе, каково это – вот так запасть на какую-нибудь цыпочку.

– Представь, что из твоей груди вырвали сердце, запихнули его тебе ногой в рот, а на открытую рану высыпали пару фунтов соли. Вот каково это.

Линч прищуривается.

– Звучит больно, дико, немного по-животному… Мой член уже стоит.

– Какой же ты долбаный извращенец, – ухмыляюсь я.

Его губы изгибаются так, будто придурок изо всех сил пытается не рассмеяться, но затем выражение лица снова становится серьезным.

– Ты реально думаешь, что Хантер трахается за деньги?

– Все они трахаются за деньги. – Крепче сжимаю в руке стакан с виски, пока не начинаю беспокоиться о том, что он может разбиться, поранить руку и надолго вывести меня из игры. – В элитном эскорте это называется – дополнительное вознаграждение. Наличка в конверте.

– А я все равно не верю.

– Во что ты не веришь?

– Чувак, это же Хантер. – Он разводит руками. – Профессиональный пловец против течения. У шлюх нет гордости, а у девчонки она есть. Ради всего святого, ты можешь представить Брэдшоу на коленях, с гребаной покорностью обслуживающей за деньги чей-то член?

Я опускаю голову и сжимаю пальцами переносицу, чтобы справиться с накатившей на меня яростью.

– Скажи мне, где была ее гордость, когда мой старик лапал ее за задницу? – спрашиваю я. – Почему в этот момент она смеялась? Почему она, мать твою, смеялась, Линч?!

– А что еще девчонке оставалось делать? Врезать ему? Устроить сцену на глазах его же гостей? Хантер ведь призналась тебе, что твой старик заплатил за ее компанию, но трахаться с ним она не собиралась.

– Заплатил за ее компанию, – гневно повторяю я. – То есть это, по-твоему, нормально?

– Нет. Это охренеть, как ненормально, дружище. Но надо как следует во всем разобраться. – Линч отставляет свой стакан и откидывается на спинку дивана, скрещивая руки на груди. – Давай проведем эксперимент? Я сделаю ей предложение: свой «Мазерати» в обмен на минет, если она…

– Предложишь ей что-то подобное, и останешься без зубов, – рычу я.

Сойер вскидывает руки и пожимает плечами.

– Окей, я все понял.

– Что ты понял?

Мне хочется ему врезать.

– То, что ты только строишь из себя гребаного моралиста, а на самом деле все еще не прочь позажигать с Харли.

– Я не моралист, придурок, – отвечаю раздраженным тоном. – Я не осуждаю девчонок, которые продают себя за деньги, – это их жизнь и их выбор. Отстойный, но все же. Просто мне с такими девчонками не по пути.

Чувствую во рту привкус горечи. Поднимаю стакан, быстро осушаю его и с грохотом ставлю обратно. Наконец, алкоголь распахивает для меня свои туманные объятия и помогает вытолкнуть из глотки правильные слова:

– С Хантер мне не по пути.

Линч долго и изучающе смотрит на меня, пока к нашему столику не подходит пожилая темнокожая официантка, чтобы принять новый заказ.

– Кстати, я сегодня погуглил Руби Брэдшоу, – говорит Сойер, когда несколько минут спустя я возвращаюсь из уборной. – Дьявол, это самая горячая милфа[67], которую я когда-либо видел. Я бы тоже трахнул ее не задумываясь.

– Ты бы трахнул даже фонарный столб не задумываясь, если бы заметил в нем маленькое отверстие.

– Маленькое?! – едва не задохнувшись от возмущения, восклицает Сойер. – У нас общие душевые, ушлепок! Ты видишь мой огромный член едва ли не чаще, чем свой собственный!

– У кого это тут огромный член?

Я поворачиваю голову и вижу возле нашего столика двух симпатичных девчонок. На вид обеим лет двадцать с небольшим. Одна: невысокая брюнетка с темными глазами и классными сиськами. Нечто среднее между Селеной Гомес и Зендейей. Вторая похожа на ирландскую Барби: зеленоглазая красотка с фарфоровой кожей и копной ярко-рыжих вьющихся волос, – скорее во вкусе Линча.

Хотя, о чем это я? Все девчонки, у которых есть пульс, – во вкусе Линча.

Девушки в его жизни – это карусельные лошадки. Когда карусель стоит, можно заметить, что все лошадки разные, а когда движется, кажется, будто одинаковые. Фишка в том, что его гребаный порно-аттракцион никогда не останавливается. Ни единого шанса увидеть различия. Ни единого шанса в кого-то влюбиться. Ну, разве он не счастливчик?

– Ждете кого-нибудь? – спрашивает рыженькая.

Сойер расплывается в улыбке Чеширского кота, в зеленых глазах вспыхивают порочные искры.

– Похоже, уже дождались.

Я пододвигаюсь, чтобы освободить брюнетке место рядом с собой на диване. Она садится совсем близко и элегантно закидывает ногу на ногу, не отрывая от меня хищный взгляд. На ней светлая блузка с длинным рукавом, пуговицы которой расстегнуты почти наполовину, короткая черная юбка и тонкие, почти прозрачные колготки в тон ее оливковой кожи.

– Меня зовут Клэр.

Южный говор. Интересно. Мне нравятся девчонки с Юга. Они обычно очень раскрепощенные и изобретательные.

– Чейз. Выпьешь что-нибудь?

– Не откажусь от мартини. – Ее голос становится похож на кошачье мурлыканье.

Я киваю и поднимаю два пальца, чтобы привлечь внимание официантки.

– Откуда ты, Чейз?

Когда Клэр произносит мое имя, я вздрагиваю. Потому что вместо ее голоса я слышу голос Хантер.

«Чейз»…

«Чейз»…

«Чейз»…

Он возникает прямо в моей голове. Растекается внутри, как шоколад. Мой пульс учащается, лицо охватывает жар.

Проклятье. Кажется, я допился до белой горячки.

Гребаная Брэдшоу.

Проваливай на хрен из моей головы! Лживая, лицемерная сука!

– Эй, Чейз? Ты в порядке? – спрашивает Клэр, и я чувствую, как ее ладонь ложится мне на бедро.

Развернувшись на месте, я хватаю девчонку за затылок, притягиваю к себе и целую. Наши языки сталкиваются, и с ее губ срывается тихий стон. От неожиданности или наслаждения – мне совершенно наплевать. Я закрываю глаза и пытаюсь получить удовольствие. Возбудиться. Забыться. Утонуть в густом аромате ее пряных духов. Почувствовать хоть что-то…

Но Клэр заводит меня примерно так же, как вид заплесневелого хлеба. Слишком много языка. Слишком много слюны. Мне не нравится вкус Клэр. Не нравится ее запах и губы… Ее губы не такие, как у НЕЕ. Они не вызывают чувство голода.

Резко прервав поцелуй, я отстраняюсь и вытираю ладонью рот, не заботясь о том, насколько этот жест мудацкий. Но Клэр ничего не смущает, как будто для нее «самоуважение» – это всего лишь скучное слово, стоящее в словаре между «салатом» и «спермой». Ее рука уже жадно шарит по моей ширинке, а затуманенный желанием взгляд обещает неземное наслаждение. Клэр жаждет меня. Жаждет мой член. Она готова прямо сейчас заползти под стол и отсосать мне.

– Я живу здесь поблизости, – ее дыхание касается моей шеи. – Мы можем пойти ко мне.

Наши взгляды встречаются, и я быстро отвожу глаза. Не знаю, что со мной не так, но мне почему-то дьявольски трудно на нее смотреть.

– Не думаю, что это хорошая идея, – отвечаю я, после чего беру свой телефон и поднимаюсь из-за стола.

– Постой, ты куда? – Клэр хватает меня за рукав худи. – Я могу пойти с тобой?

Я поворачиваюсь к ней и немного подвисаю, разглядывая аппетитные рельефы ее фигуры, которые старательно подчеркнуты красивой одеждой.

Оке-е-ей….

Трахаться