Возраст не помеха - Виктор Сергеевич Мишин

увезут в санчасть, кровотечение он остановил, у тебя повязка сползла. Транспорт есть, тебе не придется идти пешком. Надеюсь, ты еще послужишь нашему общему делу! – офицер сделал такую многозначительную паузу, что до меня мгновенно дошло, как нужно поступить.

– Хайль Гитлер! – попытался принять нормальную позу я, но вышло хреново.

– Выздоравливай, рядовой, надеюсь, еще увидимся! – Ага, на том свете свидимся, господин обер-лейтенант.

Меня куда-то несли, грубо, пару раз едва не уронив с носилок, но все же донесли. Это был кузов грузового автомобиля, накрытый сверху тентом. Рядом разместились оба санитара, которые и выносили меня из штаба, врач, как мне думается, сел в кабину.

Ехали недолго, обстрелов не было, лишь в отдалении, где-то в центре города что-то взрывалось и слышалась ружейно-пулеметная стрельба. Когда пересекали виадук под железной дорогой, стало понятно, куда именно мы едем. Страшно не было, я ж сам вроде как с этой стороны. Факт того, что я был у большевиков, пугать не мог в принципе, меня для этого сюда и привезли. Лежа в кузове, старался даже не смотреть в проем, где откинутый тент позволял немного видеть, зачем показывать свою заинтересованность, да и не видно ничего особо.

Санбат немцев оказался рядом, буквально три квартала от железнодорожной насыпи. Кругом дымились руины, здесь находилось множество деревянных построек, которые были уничтожены в августе. Разгрузили машину более бережно, чем загружали, меня унесли внутрь кирпичного, даже с целой на вид крышей, здания и разместили рядом с такими же ранеными солдатами. Да, я себя считал именно солдатом, ведь меня им и сделали. Через пару часов вновь появились санитары и куда-то потащили, оказалось, на осмотр и перевязку. Во время осмотра раны местный врач что-то нашел на моей спине, и началась процедура чистки. Хотели дать какую-то дрянь для анестезии, я отказался, у немчуры сплошная наркота в медицине, подсядешь еще, как потом слезать? Тут даже шоколад с первитином, что уж говорить об анестезии…

Терпеть было тяжело, хоть организм у меня и закаленный, подготовленный, но все же детский. Под конец, когда врач что-то шевельнул в ране, я вырубился. Трудно совладать с телом ребенка, пусть даже и с разумом взрослого внутри.

Пробуждение было тяжким и неприятным. Вокруг кого-то резали, таково было первое впечатление, но открыв глаза и оглядевшись, обнаружил, что это вопит немецкий унтер-офицер справа от меня. Его только принесли с операции, весь в белых бинтах, но по небольшим проступившим пятнышкам крови становилось понятно, что досталось ему знатно. Руки, грудь и даже голова были с повязками, не иначе как мина рядом рванула, она может своими осколками так осыпать. Сам я, на удивление, чувствовал себя намного лучше, а первая же мысль была о том, что наконец-то выспался. Даже не знаю, от чего было плохо, от ранения или усталости, скорее всего, одно наложилось на другое.

– Ну что, парень, готов к осмотру? – через час примерно ко мне подошел врач.

– Наверное, – неопределенно ответил я.

– Сам идти сможешь?

Я привстал с топчана, исполнявшего роль кровати, и утвердительно кивнул врачу. Силы были, спина вроде не беспокоит, хотя и зудит, так что сам доберусь. Врач объяснял, что рана пустяковая, просто фельдшер, который чистил в первый раз, не доделал свою работу. Ну и поздравил заодно с тем, что я еще ребенок, дескать, у взрослого уже бы все загноилось, а у меня так, небольшое воспаление. А его, похоже, снимали уколами, чую, как «булки» болят, что-то болючее вкололи.

Ноги немного подрагивали, но, как мне кажется, это от голода больше. Врач рассказал, что я спал почти двое суток, нехило так, а вот ел-то я в последний раз давно. В этот раз больно не было, так, пощекотали чуток, меняя повязку, да и закончили. Хотел уж было обрадоваться, что теперь отдохну, но обстоятельства вскоре изменились.

– Рядовой Горчак?! – я поднял голову (совсем недавно вернувшись с обеда, я спокойно отдыхал, лежа на топчане, даже крики раненых не мешали). Окликнувший меня был в звании фельдфебеля, но вот род войск заставил мгновенно напрячься.

– Да, – ответил я не вставая.

– Иди за мной, мне сообщили, что ты ходячий! – Приказ был недвусмысленным, пришлось подниматься, в процессе немного покряхтев.

Из госпиталя мы не выходили, а пройдя по длинному и извилистому коридору, оказались в одной из комнат здания. Внутри, в довольно большом и просторном помещении, находился еще один немец, сидевший за самым обыкновенным столом. Темно-коричневый, с потемневшим лаком он выглядел инородным предметом в этом месте, просто до этого дня я мебель чаще вижу в виде дров.

– Садись! – приказали твердым, не терпящем возражений голосом, и я послушно плюхнулся на стул возле стены.

Лейтенант фельджандармерии пристально наблюдал за мной, а когда я уселся и взглянул ему в глаза, нахмурился. Да, и фельдфебель, отконвоировавший меня сюда, и сам лейтенант были из фельджандармов. Интересно, чего это им от меня потребовалось? Это вроде не их дело, разбираться с такими, как я. Если в чем-то уличили, скорее бы нарисовалось гестапо, вот там да, жопа.

– Рядовой Горчак… – решил я представиться, чтобы ускорить действие.

Этот гад внимательно разглядывает меня, паузу держит.

– Разумеется, я знаю, кто ты такой! Как погибли твои сослуживцы?

О, мля, допросы начались, лучше бы я в городе оставался. Было немного боязно, вообще-то я ведь не убрал за собой трупы сослуживцев, а бросил там, где они приняли смерть. Если фрицы их нашли, ну, мало ли, то мне будет сейчас трудно объяснить наличие у парней ножевых ран. Одна надежда, что их тупо завалило от постоянной бомбежки, дело-то было возле позиций защитников города, а там часто бомбят.

– Да точно не знаю. Мы пробирались к позициям русских, когда начался обстрел, орудия, наверное, работали, уж слишком сильные взрывы были. Прячась кто где, мы потерялись, позже, у русских, я спрашивал, не нашли ли они кого-то еще, отвечали, что все погибли. А уж где и как, извините, мне не рассказали.

– Ты сам вышел к красным?

– Нет, после обстрела кто-то проходил мимо и нашел меня. Доставили на КП батальона, что держал оборону в том месте, допросили.

– Допросили? – чуть сдвинув брови, спросил жандарм. – Мальчишку?

– Конечно, вы же сейчас делаете то же самое, – пожал я плечами. – Чем я отличаюсь от взрослых? Возрастом? Мы на войне, здесь возраст значения не имеет.

– Это другое дело, для нас ты являешься военнослужащим вермахта, но для русских ты – беженец.

– Вы же не считаете их совсем идиотами, которые пустят к себе неизвестного человека со стороны