За милых дам - Ирина Арбенина

«Мужчина должен принять наказание».

Это сказала Аэлла.

— Что с тобой?! Очнись сейчас же!.. Воды! Принесите скорее кто-нибудь холодной воды и… Нашатырь есть у кого-нибудь?!

Она открыла глаза и увидела, что ее по-прежнему окружают хорошо знакомые люди. Только лица их были встревожены. Они склонялись над ней, потому что Она лежала на земле возле костра.

— Как ты нас напугала!

Ей сменили смоченное водой полотенце на лбу, и Она ощутила его влажный холод…

— Мы думали, ты не очнешься!

— Ты же была в полной отключке!.. Минут восемь.

— Никогда не видела такого глубокого обморока.

— С тобой это случалось когда-нибудь раньше?

— Никогда… Раньше никогда, — произнесла Она еле слышно.

Она чувствовала себя такой слабой, что едва могла говорить.

Через некоторое время это произошло с ней снова… И еще раз… Постепенно Она привыкла уходить из одной своей жизни и переходить в другую. Возвращаться и снова уходить.

… На этот раз Она присутствовала при жестокой казни. Амазонки обязаны были продолжать свой род, но они не смели любить и их не смел любить никто: после брачной ночи мужчину убивали коротким и страшным амазонским мечом — удар под лопатку — возле ритуального огня.

Жрица Аэлла была неумолима: «Мужчина должен принять наказание».

Аня услышала, как возле ворот остановилась машина.

Взглянула на часы… Вышла из Windows. Не торопясь, аккуратно поставила на место батарейку… Биус мог снова хранить тайны. И пошла встречать Марину Вячеславовну.

Марина Вячеславовна пригласила ее покататься в воскресенье верхом. «Хочешь пакетик леденцов и покататься на лошадке?» Когда бы еще Анна смогла попасть в столь экзотическую обстановку… «Будут хорошие люди… Мои знакомые… Кого-то ты знаешь, кого-то, возможно, нет. Познакомлю. И вообще… променад на лошадках — шикарный отдых! Соглашайся. И какого-нибудь мальчика своего пригласи, — сказала она. — Ведь есть же у тебя мальчик?»

Аня подумала и кивнула.

Подумала она, разумеется, о Старикове.

…Лошадь скосила на Петра бархатный с фиолетовым отблеском глаз… «Замечательная…» — Он потрепал ее осторожно по блестящей холеной шерсти… Лошадь благодарно, «с симпатией», так Пете показалось, вздохнула…

— Как ее зовут? — поинтересовался он.

— Аэлла.

— Как? Никогда не слышал!

— Да, редкое имя… — кивнул конюх. — Древнегреческое, что ли… Не знаю. Так хозяева назвали… Главное, попадайте в ее ритм… И — раз, два, три… И — раз, два, три… Рысь, сэр. — Конюх, стараясь скрыть усмешку профессионала, наблюдал, как по-дилетантски Петр пытается устроиться в седле. — А то растрясет, как мешок с картошкой.

Ироническое «сэр» показалось Пете как нельзя более кстати. Видно было, что у конюха, молодого парня с хитро поблескивающими глазами, есть ощущение стиля… Впереди на белоснежном пространстве, окаймленном густым лесом, мелькали всадники в ярких блейзерах и жокейских шапочках. Выглядело все это живописно, как-то очень по-английски, по-книжному… Это были новые, яркие, неожиданные для Петра впечатления. И у него сперло дыхание, как в детстве, когда открываешь красивую коробку с новой игрушкой.

Петр согласился на Анино приглашение. Но опоздал. Он приехал, когда компания (в том числе и Анна) уже резвилась на просторе. Конюх помог Старикову выбрать лошадь. Объяснил, что к чему, и отправил вдогонку за остальными всадниками…

Аэлла, ведя себя в высшей степени деликатно, не спеша трусила по перелеску. Снежинки, искрясь, таяли на ее блестящей темно-рыжей гриве… «Кажется, она интеллигентная», — подумал Петя, вспоминая ее первый лошадиный приветственный вздох.

Солнце уже довольно горячо ласкало кожу… Ветра не было. «Грибной снег», — усмехнулся Стариков. Солнце и редкие снежинки… Было так здорово, что, хотя Петру и не всегда удавалось попадать в такт (и — раз, два, три!) — и тогда его довольно жестко встряхивало, — он подумал: «Наверное, так жить — это и есть счастье».

— Ауауауиии!

С воинственным кличем навстречу ему пронеслась всадница в малиновом бархатном блейзере. Раскрасневшееся лицо… Выбившийся из-под длинного жокейского козырька светлый локон… Она неслась галопом. Но Петя успел ее разглядеть… «Вот те на! — Он даже присвистнул от удивления. — Нелли Всеволодовна!»

Ясновская! Собственной персоной. И сколько же жизни оказалось в этой засушенной кикиморе — его преподавательнице!

Он уже почувствовал, что сюрпризы начались… Интересно, где же Анна?

Местность, поросшая леском, перешла в довольно пологий склон, который, однако, становился все круче и круче… Внизу поблескивал подо льдом ручей… С высоты Стариков видел, как всадники подтягиваются к поляне, в центре которой стояла высокая сосна. Там вился дымок над мангалом и был накрыт под полосатым навесом стол… Очевидно, в программу входил и пикник…

Он решил направить Аэллу туда… Но «интеллигентная» кобыла вдруг сумела дать ему ясно понять, что совершенно не нуждается в руководстве… Во всяком случае, Петины манипуляции с поводьями не произвели на нее никакого впечатления. Лошадиная реакция могла означать только одно: «Скажи спасибо, что такому «чайнику», как ты, вообще позволили сесть на лошадь, да еще на такую, как я… Так что сиди и не рыпайся, не пытайся руководить вращением Земли!»

Именно в этот момент Петя ощутил первые симптомы тревоги и как-то усомнился в интеллигентности этой кобылы. Однако он отчего-то не придал этому должного значения. Вектор движения Аэллы не был обратно противоположен высокой сосне, и Петя надеялся, что, подъехав поближе, сумеет в нужный момент «подрулить» к участникам пикника.

От свежего воздуха и этого бесконечного, очень здорово напрягающего мышцы «и — раз, два, три» (понятно, почему в прошлом веке женщины-аристократки без всякой аэробики были в такой хорошей форме — верховые прогулки! Плюс балы.) Петя испытывал приятное легкое чувство голода. Ему казалось, что он даже на расстоянии улавливает запах дыма, смешанный с дивным запахом жареного мяса…

Отвлеченный этими ощущениями, он как-то совершенно не заметил, что уже здорово подрастерявшая свою интеллигентность Аэлла все ускоряет и ускоряет темп движения… И вдруг он со всей очевидностью ощутил свою абсолютную и жалкую зависимость от своенравного животного (черт дери ее вместе с ее почти человеческими вздохами!). Он уже совершено не попадал в такт, и его мотало и подбрасывало… ну да, точно, как мешок с картошкой… А когда Аэлла вдруг резко и внезапно перешла на галоп, он окончательно понял, что пропал.

Аэлла неслась напролом. Мимо мелькали деревья, ветки хлестали его полипу. И хотя, вцепившись в гриву, он почти лежал на лошади, любой сук потолще мог запросто переломить ему позвоночник. Она явно хотела его сбросить, резко подкидывая круп. Петя чувствовал, как она бесится оттого, что это ей никак не удается. Он держался изо всех сил, и надежда у него была только одна: не может же эта идиотская кобыла скакать бесконечно! Ведь не перпетум же мобиле… Рано или поздно она должна устать! Важно, чтобы с ним это не случилось раньше…