Великие Борджиа. Гении зла - Борис Тененбаум

Дело в том, что бабушка короля была из рода Висконти.

Семейство Висконти правило в Милане, начиная с XIII столетия, и когда Сфорца заменили их, то основывали свое право на власть тем, что Франческо Сфорца был женат на Бьянке, незаконной дочери последнего герцога Миланского из рода Висконти. Лодовико Моро доводился этой даме внуком. Но, поскольку король Людовик XII был внуком Валентины, дочери герцога Миланского по законной линии[34], то его права на герцогскую корону Милана следовало считать предпочтительными.

О, на этой канве можно было вышивать самые разнообразные узоры. Например, если предположить, что король Франции одновременно становится и герцогом Милана, то никакое предательство в северной Италии ему уже грозить не будет, и Милан станет надежной базой для возможных операций и на юге. А уж если с папой римским удастся наладить дружеские отношения, то будет открыт путь и на Неаполь.

Такого рода варианты не остались незамеченными в Неаполе – король Федериго очень по этому поводу беспокоился. Он вообще после изгнания французов из Неаполя оказался в очень неустойчивом положении – ему следовало опасаться не только проклятых «анжуйцев», которые и впрямь могли попробовать возвратиться, но и кузенов-союзников, королей Арагона. Их войска успели повоевать в южной Италии, они знали из первых рук, как ненадежна власть короля Федериго и насколько трудно ему ладить с его баронами – и они при случае были бы не прочь воспользоваться таким положением дел. В надежде найти опору король сговорился с папой Александром о браке принца Альфонсо с Лукрецией Борджиа – но папа начал немедленно настаивать на еще одном браке, на этот раз между Карлоттой Арагонский и его сыном Чезаре. Это выглядело как попытка Борджиа нацелиться уже на сам престол Неаполя – и король Федериго тянул время, выдвигал всевозможные отговорки, говорил, что кардиналу трудно жениться, разве что Святой Отец поправит церковные правила и разрешит князьям Церкви законные браки, и так далее. Теперь, после того как Чезаре Борджиа сложил с себя свой духовный сан, ситуация поменялась. Этот факт выбивал почву из-под ног юридических доводов короля Федериго, ему оставалось только надеяться на лучшее.

Надежды эти, однако, рассыпались просто на глазах.

13 сентября папа Александр объявил, что дозволяет брак короля Людовика с Анной Бретонской. Еще через четыре дня на секретном собрании консистории кардиналов он объявил, что жалует красную кардинальскую шапку Жоржу д’Амбуазу, который становится, таким образом, не просто архиепископом, а кардиналом Руанским. Собрание, конечно, было секретным, но о назначении нового кардинала и в Милане, и в Неаполе узнали почти немедленно – секреты в Риме держались недолго. 1 октября 1498 года Чезаре Борджиа в сопровождении французского посла и пышной свиты отправился в порт Чивитавеккья – там его поджидали французские галеры.

19 октября Чезаре высадился в Марселе – там его ожидали.

Король Людовик велел встретить Чезаре Борджиа по-королевски – и действительно, прием в Марселе был организован по самым высшим стандартам, высокого гостя сопровождал почетный эскорт из четырех сотен знатнейших дворян Прованса. Путь к королевскому двору лежал через Авиньон – и там Чезаре встретил кардинал Джулиано делла Ровере. Уже около года он старался примириться с семейством Борджиа, и уже было достигнуто соглашение, в рамках которого все прегрешения кардинала перед Святым Отцом предавались забвению, он получал разрешение вернуться в Италию, все его земли отдавались ему обратно, включая даже крепость в Остии – а он в ответ выражал свою полную покорность воле папы Александра, выплачивал ему довольно значительную сумму в качестве символического знака признательности.

Так что совершенно понятно, что Джулиано делла Ровере встретил Чезаре Борджиа так, как встретил бы родного сына, которого он не видел много лет. Роскошный банкет, подарки, представления с маскарадом и прочее обошлись ему в 7000 дукатов – и он не счел эти деньги потраченными напрасно.

Празднества в Авиньоне, однако, не затянулись – Чезаре получил известия, что дарованные ему во Франции владения получили статус герцогства под названием Валентинуа, и ему не терпелось посетить их. В Валенсе, собственно, его уже встречали как герцога, но Чезаре проявил некую сдержанность и заявил, что, поскольку нужные грамоты еще не прошли регистрации в парламенте Гренобля, такие почести ему не подобают. Он даже отклонил предложение надеть знаки пожалованного ему ордена Святого Михаила[35]– Чезаре сказал, что столь высокую честь он может принять только лично из рук короля.

Уж не знаю, какое впечатление он думал создать, но вышло не очень-то ладно. Французская знать увидела в этом не скромность, а заносчивость. К тому времени, когда Чезаре Борджиа добрался до места пребывания королевского двора в Шиноне, в долине Луары, в его адрес было заготовлено немало колкостей, на которые французы большие мастера. В Шинон, однако, он не въехал – там не было самого короля Людовика. Он оставался в Блуа и не торопился навстречу своему гостю. Ему было нечем его порадовать – Карлотта Арагонская выходить замуж за Чезаре Борджиа отказалась совершенно категорически и даже сказала, что ничто не заставит ее превратиться из принцессы в «госпожу кардинальшу». Так что король и Чезаре встретились только во второй половине декабря 1498 года, да и то встречу пришлось тщательно подготовить. Возникли вопросы этикета – как, собственно, следует королю принимать незаконного сына папы римского, да еще к тому же и бывшего кардинала, сложившего свое церковное облачение? После долгих консультаций нашлось хорошее решение – встреча произойдет как бы случайно, на охоте. Это позволит избежать ненужных сложностей церемониала, и король любезно обойдется с Чезаре просто как с гостем, не настаивая на всякого рода условностях. Так и порешили, и встреча действительно прошла вполне удачно.

Вот теперь уже состоялся торжественный въезд Чезаре Борджиа в Шинон. За воротами его встретил Жорж д’Амбуаз в сопровождении пажей, разодетых в бархат, а двое из них и вовсе щеголяли в одеждах, расшитых золотом. Знающие люди утверждали, что эти мальчики служат их господину не только как пажи, но и как любовники, – но мало ли что наболтают злые языки? Процессия, во всяком случае, блистала великолепием. Чезаре, однако, затмил своих хозяев – один только воротник его дублона, осыпанный драгоценными камнями, оценивался в 30 тысяч дукатов, его сапоги было отделаны жемчугом, и даже сбруя коня была украшена золотом. За Чезаре Борджиа двигался целый караван вьючных мулов, везущих серебряную столовую утварь, роскошные одежды, ковры и всякого рода походную мебель. Король наблюдал за въездом своего гостя в Шинон из окна своих покоев.

Современник и очевидец событий, французский историк Брантом написал так: «Не было ни малейших сомнений, что и король Людовик, и его придворные вволю посмеялись над таким претенциозным поведением какого-то новоиспеченного герцога Валентинуа, которого и герцогом-то называли только из любезности».