Перед закрытой дверью - Эльфрида Елинек

Однако нужно скрывать, что плаваешь плохо, боишься большой глубины и предпочитаешь держаться на мелководье. А это не подобает человеку, который с таким постоянством спускается в несказанные глубины, как он. Здесь он не отваживается спускаться ни в какие глубины. Данная стихия чужда ему, в отличие от других стихий. Анна и Райнер совершают множество судорожных движений, которые должны вызвать впечатление, что плавать они умеют хорошо. Но они не умеют. Производя громкий всплеск и брызги, они движутся у края бассейна, где глубина не больше метра, где стоять можно, но выглядеть это должно как опасное предприятие. Зеленая таинственность четырехметровой глубины там, на другой стороне, приводит их в почти такой же ужас, в какой бы они пришли, будь они в состоянии прямо заглянуть вглубь самих себя. Наслаждение доставляет чистота, она еще и усиливается интенсивным запахом хлорки, который говорит: я умерщвляю собою абсолютно все бациллы и микробы. Только мочу или отдельные сгустки спермы я, к сожалению, должен перепоручить фильтру. И еще — я не в состоянии проникнуть под поверхность кожи, чтобы там, внутри, вытравить ненависть или отвращение, что испытывают молодые люди. Вода колышется, плещет в предназначенной для нее кафельной четырехугольной рамке, только вот вырваться не может из своих границ. Точно так же, как и из шкуры своей ведь не выскочишь. Хихиканье, гогот, вопли, взвизги, физическая культура. Иной прыгает в позе, которую считает смешной, сверху на какого-нибудь ничего не подозревающего пловца, другие дельфинируют элегантно и умеючи. В их число Анна и Райнер не входят. Самое страшно для них — это если приходится заниматься чем-то, что они не умеют делать лучше всех остальных. Делать нечего, приходится делать вид. Однако слишком часто приходится освобождать дорожку, когда снизу кто-то ловкий, как угорь, проскальзывает под ними или когда сверху кто-нибудь прыгает на голову. Дорогу усердным — гласит пословица и повторяют отважные пловцы и отважно проплывают мимо, так что близнецы безнадежно остаются в хвосте, потому что их область — мир книг, до которого здесь никому дела нет и которому здесь делать нечего, права голоса он не имеет и место здесь не ему, а только спортсмену, к примеру, тренированному легкоатлету, упражняющемуся в плавании. Это несправедливо, потому что подобного рода ценности, в действительности, лишь последнего разбора. И еще тут неоправданно высоко ценится соответствующее телосложение. Как сверху, так и снизу. У женщин скорее сверху, у мужчин скорее снизу. И то и другое развито соразмерно возрасту, то есть в большинстве случаев еще недоразвито. В случае с Райнером и Анной речь идет о первичных и вторичных половых признаках, которые в бассейне обозначаются явственнее, чем под повседневной одеждой. И с той и с другой стороны зрелище довольно убогое.

Словно спасаясь от урагана, брат и сестра держатся друг друга и поливают желчью какого-то мускулистого задаваку, который даже понятия не имеет, кто такие Сартр и Камю и откуда они родом (из Франции, разумеется).

На противоположном, глубоком конце бассейна, к великой досаде Райнера, плывет кролем Софи в безукоризненно белом бикини, которое многое скрывает, но и демонстрирует окружающим кое-что из того, что принадлежит одному лишь Райнеру. У нее и в плавании хороший стиль, резиновая шапочка прикрывает волосы, она тренируется просто так, для себя, безо всякого желания произвести впечатление, а этого и не нужно, если умеешь делать что-то хорошо. Просто она здесь и это ее личное дело. Она явно позабыла о присутствии Райнера, его присутствие ей следовало бы воспринимать как постоянную угрозу и в то же время — как стимул, побуждающий не тратить все силы на спорт, но посвятить себя личной жизни, работать над их отношениями, улучшать их. Дугой выныривает ее тело и вновь погружается в холодную зеленую влагу, называемую водной стихией. Если что-нибудь предстает в напряжении, это сравнивают с натянутым луком, но Софи напрягает свое тело, как это делает только Софи, а никакой не лук. Ее рука вздымается из воды, пронзает поверхность и вновь исчезает без следа. Следы Софи оставляет лишь в сердце Райнера и в мозгу Анны; она невесома, одной только лошади известен ее истинный вес, ведь той нередко приходится нести на спине свою всадницу. Но чтобы ее лошадь, Терчи, стонала под весом наездницы — такого пока никто не слышал.

Купол гудит от воплей целого школьного класса, который в полном составе выстроился на урок плавания. Райнер и Анна подглядывают украдкой, чтобы чему-нибудь такому научиться и попробовать, потом, когда Софи посмотрит в их сторону. Но для таких дел они слишком трусливы и не любят опускать голову в воду, где ты беспомощен, где трудно дышать и ты заведомо слабее любого здесь, ведь все они такие тренированные. Брат и сестра больше любят смотреть на всех свысока. Молодой парень, судя по телосложению, слесарь или токарь, подныривает промеж ног Анны, которая, взвизгнув, исчезает в столбе брызг. Райнер с опаской шарит руками под водой, чтобы вытащить сестру на поверхность. Вспенивая воду, Софи форелью устремляется к ним, хочет помочь, но с Анной уже все в порядке. Райнер боится, что Софи заметит сейчас, как он плохо плавает, но та вообще не считает нужным обращать внимание на такие вещи, она наслаждается ощущением, которое предоставляет человеку его тело, когда оно приватным образом действует в своем качестве — как тело, ничего более. Потом она вскакивает под душ, потому что торопится. За ней вслед бледные Райнер и Анна. Софи пружинит под струей душа, Райнер занимает место рядом, чтобы подробно вещать ей о своей любви. Так, в частности, он останавливается на том, что абстрактное понятие счастья надлежит отождествлять с абстрактным понятием любви, и еще раз подчеркивает теперь это, потому что уже неоднократно уверял ее в подобном. Любовь есть счастье, счастье без любви просто немыслимо. Истинное чувство счастья (по его заверениям) пронзает трепетом твое потрясенное сердце лишь тогда, когда ты осознаешь, когда постигнешь, что человек принадлежит тебе полностью, что он любит тебя всеми фибрами своей души, что он всегда останется верен тебе, что бы ни случилось, тогда, лишь тогда ты сможешь сказать: я счастлива. Утверждать нечто подобное, когда получаешь хорошую отметку за контрольную, было бы просто смешно.

— Не слышу ни звука, — реагирует Софи на этот крик души, подставляя всю себя, равно как и свои ушные раковины, под шумящие струи, чтобы смыть запах хлорки. Она вьется змейкой, ввинчивается в душевую струю, будто дрель, на которую надето белое бикини. Счастлив может быть лишь тот, кто любит и знает, что любим уже только за то, что он есть, и ощущение телесного соединения несет это счастье в гораздо меньшей степени, чем личное совместное бытие, да, именно так он, Райнер, тебе, Софи, уже однажды имел честь разъяснять, что половой акт как таковой, в своей целокупности, способен принести, вероятно, меньшее ощущение счастья, чем самый обычный поцелуй или даже самое простое слово в устах той, которую любишь. Мысль о каком-то там половом акте Витковски-младший отстраняет от себя далеко прочь, но обычный поцелуй получить ему, конечно же, хочется, просто он не решается ее об этом попросить. Мысль о половом акте Софи еще никогда не приходила в голову. Лицо ее под струей воды такое далекое, будто между ними пролегает автомагистраль. Улица, запруженная воскресным потоком машин. Даже ничтожного поцелуя, такой малости, и то не добьешься. Еще не так давно Райнер вырезал фотографии красоток из журналов, однако груди и прочие части тела удалялись при помощи ножниц, и только остаток, лицо, мог быть прикноплен на самое почетное место, к двери шкафа.