Шаман всея Руси. Книга 2. Родина слонов - Андрей Калганов

И как выражение этого беспокойства, перед шатром, опираясь на длинные копья, застыли с напряженными лицами стражники — все четверо из тысячи Яростных. Они подчинялись не темнику, а его советнику Арачыну. Эти воины беспрекословно выполняли любой приказ своего командира.

«Выскочка, мальчишка, — часто думал о советнике Ирсубай и боялся своих же мыслей, — разве трава может указывать, как расти дереву, разве джейран говорит, куда лететь стреле?!»

Арачын не уважал старших, не прислушивался к их мнению, напротив, заставлял мудрых делать то, что желает его безрассудство. Ирсубай печалился из-за этого, но повиновался. Ибо неповиновение сотнику Яростных сулило скорую смерть.

Ирсубай обгрызал баранью лопатку, наблюдая, как извивается гибкая молодая рабыня. Она танцевала перед очагом, и пламя ложилось красными сполохами на прекрасное тело. О... если бы не очередная глупость, устроенная его советником, Ирсубай насладился бы этим телом сегодняшней ночью. Темник почувствовал, как начавшая пробуждаться страсть медленно превращается в ярость. Сопливый дурак! Что он о себе возомнил? Разве возможно нарушать обычаи, данные предками? Разве можно нарушать закон гостеприимства? Гость, с которым вкусил пищу, неприкосновенен. Так было всегда. Ирсубай хлопнул в ладоши, и рабыня выскользнула из шатра.

— Разве тебе не нравится, как она танцует? — усмехнулся Арачын.

Темник промолчал. Пусть сосунок думает, что Ирсубай всего лишь старик, потерявший силу, которого уже не волнуют прелести танцовщиц. Пусть недооценивает его. Так будет легче свести счеты с молокососом... И с его покровителем. Ирсубай ходил в походы, когда Арачын едва доставал макушкой до брюха коня... Разве Ирсубай не заслуживает уважения?!

— Достопочтенный Арачын, — выдавил улыбку темник, — верно, не видел настоящих танцовщиц. Разве сравнятся с их искусством выкрутасы этой девчонки?

Напротив сидели Полянский князь и его слуга, который переводил слова темника. Слуга подобострастно смеялся, кивал и всячески старался угодить. Ирсубай знал эту породу людей. Они готовы ползать на брюхе ради мелкой подачки, а потом, не задумываясь, воткнут тебе нож в спину. Но Арачыну, похоже, льстило, что перед ним пресмыкаются. Сопляк толком не испил власти, он стал сотником Яростных всего лишь четыре травы назад и все еще кичится своим могуществом...

* * *

Истома с Ловкачом сидели на мягких войлоках, пили кумыс и вели нескончаемую беседу. Сквозь завывания ветра слышались пьяные вопли пирующих.

— Легка ли была твоя дорога, — вопрошал Арачын, — не страдали ли кони от бескормицы?

Истома таращился на ближника, ожидая, пока тот переведет.

— Скажи по-ихнему, что боги благоволили мне. Ловкач маслено улыбался и тараторил:

— Бескрайнее Синее Небо благоволило великому князю. Это потому, что милость величайшего из всех беков была с ним.

На просторном блюде лежала баранья голова, убранная ароматными травами. Арачын отрезал кусок и подал Истоме:

— Ты голова своему войску, потому тебе вкушать первому.

— Князь благодарит за оказанную честь, мой господин говорит, что величайшее благо оказаться под рукой такого могучего полководца, как ты.

Арачын благожелательно засмеялся:

— Ты ошибся, толмач. Я всего лишь советник величайшего полководца. Я длань великого и могущественного Ирсубая, мудростью подобного змее, а быстротой джейрану. Войска, находящиеся под его рукой, непобедимы, а воины счастливы. Ибо счастлив воин, повергающий врага во прах.

Ирсубай поморщился, он знал цену пустым восхвалениям. Толмач, видно, решив, что темник гневается, побледнел и принялся рассыпать лесть. Голос слуги заметно дрожал:

— О... Да простит мое невежество великий полководец! Князь говорил о тебе, а с моего неразумного языка сорвалась непростительная глупость... Всем известно, что Ирсубай — меч, разящий без устали, что рати игл бесчисленны, как бесчисленны стада Величайшего бека. Счастье оказаться под твоей рукой, счастье целовать стремя твоего коня...

Арачын снова засмеялся, но на сей раз недобро:

— Видно, у князя некудышный толмач, если он путается в словах.

— Т-толмач погиб в походе, — проблеял ближник, — я в-воин.

— Ах так... — скривился сотник. — Тогда тебе следует работать не языком, а мечом.

Отодвинув полог, в шатер вошел один из охранников. Воин поклонился и, приблизившись к Арачыну, зашептал на ухо. Лицо сотника оставалось бесстрастным и лишь на миг в глазах вспыхнули злые огоньки. Арачын кивнул, и воин удалился.

— И твой князь, верно, тоже воин? — сощурился сотник из Яростных. — А что главное для воина? Спроси у своего князя.

Толмач затараторил, переводя слова сотника.

— Что же твой князь медлит с ответом? — презрительно рассмеялся Арачын. — Что ж, если он не знает, и скажу. Верность!

Внезапно повисла гнетущая тишина — вопли тысяч глоток разом стихли, и стало слышно, как по жухлой траве шуршит дождь.

— Верность, — повторил Арачын, — запомни это, раб.

В следующее мгновенье сотник издал боевой клич «кругх-кругх», и в шатер ворвались четверо рослых воинов. Они повалили Ловкача и Истому и связали им руки за спиной. Арачын приказал поставить пленников на ноги и выпроводить из шатра.

Повсюду валялись трупы воинов с перерезанным горлом, а те немногие, что остались в живых, были привязаны спинами друг к другу, веревки раздирали рты, будто удила. На холме пылал сигнальный костер — вестник смерти. По этому знаку хазары разом накинулись на ничего не подозревающих дружинников.

— Предатель недостоин быть слугой, — проговорил сотник, — предатель может быть только рабом. Тот, кто однажды предал, предаст и в другой раз.

Толмач застонал и упал на колени:

— Я остался со своим господином, я не предавал его, за что же меня наказывать?

Сотник с любопытством взглянул на хитреца:

— В твоих словах есть смысл...

Ирсубай выбрался из шатра и хмуро осмотрелся. Настоящая бойня! Он подошел к Арачыну, перешагнув через мертвого парня, удивленно глядящего в небо, и тихо произнес:

— Мы нарушили закон гостеприимства, боги этого не одобрят.

— Прикажи шаманам, чтобы разожгли священные костры и провели моление, — без всякой почтительности сказал сотник, — да пусть не скупятся на жертвы.

Ирсубай сгорбился и ушел в ночь исполнять приказ своего советника.

Конец лета Года Смуты. Куяб

— Ить, прицепился, цепень бычий! — плюнул с досады Радож. — Нас зачем послали? Чтоб прознать, кто они и откудова. А тебе забава одна. Воевода примчится — шкуру спустит. Уймись, Кудряш, добром прошу!