Opus 1 - Евгения Сергеевна Сафонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле Ева не понимала, как минимальный набор заклинаний, смычок и будущий меч, функции которого явно сведутся к бутафорским, помогут ей победить самую могущественную чародейку страны. Но полагала, что у Герберта есть некий хитрый план. Пару раз пробовала невзначай расспросить об этом, однако некромант столь убедительно изобразил бессловесный камень, что его расколол бы только допрос с пристрастием – и то не факт.
В общем и целом не-жизнь налаживалась. Эльен взялся учить её танцам («Столь прелестное создание, избранное невестой будущего монарха, просто обязано блистать на балах!»), так что надоедавшее порой конспектирование сменилось заучиванием па и поворотов. Да и Мэт скучать не давал – в своей манере.
– Опять эти треклятые бабочки в животе, – тоскливо проговорила Ева как-то вечером, по дороге в гостиную вглядываясь в экран смартфона.
Герберт, шествовавший впереди, обратил на неё непонимающий взгляд.
– Я читаю. Роман. Любовный, – устало пояснила Ева. Памятуя о скором расставании, заряд телефона она теперь тратила без опаски, на ходу глотая строки популярного молодёжного фэнтези. – И почему в книжках у влюблённых девушек вечно селятся бабочки в животе? Никогда подобного не испытывала. Даже интересно, что имеется в виду.
Сзади прошелестел голос того, о чьём незримом присутствии Ева, конечно, успела забыть:
– Если хочешь узнать, могу помочь…
Вообще Ева очень не хотела выказывать перед демоном свою слабость. Но тогда всё-таки закричала. И кричала ещё какое-то время после того, как иллюзия исчезла, а Герберт, проявив чуждую ему человечность, обнял её за плечи и настойчиво напомнил, что это не по-настоящему.
Когда ты чувствуешь, как нечто чужеродное мечется по твоему желудку, а потом опускаешь взгляд и видишь, как из живота, едва прикрытого разодранной в клочья рубашкой, вылезают здоровенные мотыльки со слипшимися от крови крыльями, – не закричать трудно.
Хоть больно не было. Мэт очень старался не нарушить условий контракта.
Об этом Ева и вспоминала вечером третьего дня, недобро глядя на демона, по-хозяйски развалившегося в кресле, пока они с Гербертом сидели на полу гостиной, сращивая воедино пару мелких боковых щепок.
– Значит, своих любовников ты не любила? – неожиданно уточнил некромант, точно не возвращаясь к оборванному несколько дней назад разговору.
Немного ошалев от вопроса, Ева проследила, как Герберт откладывает кусок лакированного дерева, минуту назад бывший двумя кусками.
– С чего такой вывод?
– Твой амант выдаёт, что первый… опыт у тебя уже состоялся. Но ты сказала, что никогда не любила. – В голосе некроманта скользнула едкость, необычная даже для него. – Твои обожатели об этом знали?
Ах да. Амант… Местные книги утверждали, что эта часть ауры меняется после потери девственности. Вернее, менялся тип энергии, наполняющий «любовный резерв», и влёк за собой изменение ауры.
Естественно, для Герберта незамеченным это не осталось. Для его больной мозоли, натёртой предательством любимой, – видимо, тоже.
– Я сказала, что не испытывала глупых ощущений вроде бабочек в животе. К любви это не относилось. – Ева сердито дёрнула прядь светлых волос, выбившуюся из-за уха. – А моя личная жизнь – не твоё дело.
«Обожателей» у неё было двое. Один в девятом, последнем для неё классе общеобразовательной школы. Другой в колледже, на втором курсе. С обоими Ева порвала сама, когда осознала, что чужие претензии и истерики успели выжечь чувство дотла, и потому особо не страдала. Первый никак не мог понять, почему его девушка предпочитает его обществу виолончель; все объяснения, что такова её судьба – большую часть своей жизни проводить за инструментом, ради занятий отказываясь от кино, развлечений, свиданий, прогулок с друзьями, – не помогали. Второму – пианисту, с которым Ева играла в камерном ансамбле, – не терпелось от платонических отношений перейти к другим, и Ева уступила. Потом, вспоминая неловкий торопливый секс в классе, где они репетировали, немного жалела: о том, что поддалась любопытству, желанию попробовать, что это, а результат ожиданий не оправдал. Впечатления от нескольких «репетиций» у Евы колебались от «противно» до «забавно», так и не добравшись до отметки «приятно».
Разошлись они не поэтому. В какой-то момент Ева устала чувствовать себя рыцарем рядом с капризной принцессой – по части истерик и тонкости душевной организации мальчики-музыканты могли дать девочкам фору. А ей самой не хватало рыцаря, с которым можно забыть о проблемах и холоде.
– Пожалуй, не моё, – на диво спокойно согласился Герберт. Встал. – Завтра меня не будет целый день. Надеюсь, на сей раз ты не вытворишь глупостей.
– Я за ней присмотрю, – жизнерадостно пообещал Мэт.
– Если я буду полагаться на то, что ты за ней присмотришь, могу уже считать её сидящей в темнице. Отдать тебе тщательно продуманный приказ? На всякий случай?
– Не надо, – сказала Ева, всем своим видом выражая послушание. – У меня своя голова на плечах есть.
– Рад, если так. – Некромант пристально взирал на неё сверху вниз. – Не покидай замок. Урок с Эльеном не отменяется. Можешь идти.
Ева думала, что он сядет у огня, но Герберт направился к выходу.
– А куда ты завтра?..
– Есть дела. Вечером в столице проходит турнир по немагическому фехтованию. Весь столичный свет собирается там, мой брат выступает.
– Твой брат? Тот, который тоже претендовал на престол? – Услышать о нём от Герберта оказалось неожиданно. – Он фехтует?
– Лучше всех в Керфи. Надеюсь, завтра он это подтвердит.
Не считая нужным прощаться, некромант прикрыл за собой дверь.
– Тоже хочешь на турнир, златовласка?
– Хочу. Но не пойду. Даже не намекай. – Ева состроила демону насмешливую гримаску. – Герберт большой мальчик, как-нибудь справится без меня.
В конце концов, развеяться и прогуляться я могу и в саду, думала она, возвращаясь в спальню. Там-то меня никто не увидит. И ничего мне не грозит. Верно?
Как оказалось впоследствии, это было не совсем верно. Зато Еве представилась уникальная возможность опровергнуть распространённое мнение о том, что не ошибаются только покойники.
Как выяснилось, и им это вполне под силу.
***
Вечер следующего дня Гербеуэрт тир Рейоль встречал в ложе на трибуне Королевской арены.
Подходил к концу последний этап командной игры. На ярко освещённой арене прорастили деревья, воздвигли скалы, фонтаны, лабиринты из зелёных кустов и две каменные башни; изумрудный газон наискось рассекли рекой – прозрачные воды исчезали прямо под резной оградой