Редкая отвага - Дэн Гемайнхарт

– Можешь оставаться у меня сколько хочешь, – сказал врач.

– Спасибо. Я очень это ценю, сэр, – поблагодарил я, по-прежнему глядя на Сару.

– Тогда зайдёшь в дом позавтракать?

– Нет, сэр. Спасибо. Лучше останусь с Сарой.

– Так я и думал. Я тебе что-нибудь принесу. И вот что, Джозеф… ты пока не расслабляйся. Она ещё держится, но ничего не ест, и ей от этого становится только хуже. Так что будь готов ко всему. Она сражается за жизнь – вы оба сражаетесь, – но шансов на победу пока мало. Понимаешь?

Я кивнул, не поднимая глаз.

Шериф пожал мне руку и пожелал удачи. Они оба ушли.

Я остался с Сарой. А она – со мной. Она потёрлась мордой о моё плечо.

Я погладил ей гриву и прошептал:

– Не бросай меня, малышка. У нас же с тобой ничего больше нет, кроме друг друга.

⁂

Док Стивенс приносил еду мне в конюшню – завтрак, обед и ужин, – но меня больше волновал аппетит Сары, чем собственный желудок.

Наконец, когда солнце село и пришла ночная прохлада, Сара сунула морду в торбу, которую я ей протягивал каждый час, и стала жевать овёс. Моё сердце застучало быстрее. Не знаю, наполовину оно билось или нет, но его точно переполняло счастье.

Мне хотелось петь и танцевать, но надо было придерживать торбу.

– Молодец, – напевал я шёпотом. – Ешь, моя хорошая! Ешь!

Сара умяла весь овёс в торбе и жадно выпила ведро воды, которое я ей принёс.

Я расплакался, но – впервые за долгое время – от счастья.

Я кормил её всю ночь. Всякий раз, когда просыпался в темноте, звал Сару по имени, протягивал ей торбу с овсом и держал, пока она ела.

Утром, когда к нам заглянул док Стивенс, я сразу вскочил на ноги и выкрикнул:

– Она ест, док! Она всю ночь ела овёс!

Он вскинул брови.

– Много съела?

Я поднял руку с торбой.

– Три такие! И три ведра воды выпила!

Он посмотрел на Сару. Она явно выглядела лучше. Голову держала выше. Уши стояли прямо. Глаза почти сияли. Врач улыбнулся.

– Надо же, – пробормотал он и покачал головой. – Прямо не верится.

– Так она выздоровеет? Она выкарабкается?

Док Стивенс задумчиво погладил её по боку.

– Пожалуй, да. – Он коротко рассмеялся. – Да, сынок. Так ты наконец выйдешь из конюшни хоть ненадолго?

Я обнял Сару за шею. В моей улыбке отразилось спокойствие, наполнившее моё сердце.

– Нет, док. Пожалуй, нет.

– Ясно. Наверное, на твоём месте я поступил бы так же.

Врач проверил рану под бинтами. Он сказал, что надо подождать ещё пару дней, прежде чем нам с Сарой можно будет куда-либо отправиться.

Когда он ушёл, я сел на солому спиной к стене. Значит, через пару дней я буду волен пойти куда вздумается. Не надо ни за кем гнаться, выплачивать долг, никого искать. Только идти-то некуда.

У меня была лошадь. Деньги. Папин револьвер. Чёрная птичка. И шляпа преступника. Вот и всё.

Не хватало дома.

Правда, появилась у меня одна идея.

С деревьев опала почти вся листва, и голые ветви смотрелись одиноко на фоне тусклого неба. Оставшиеся листья горели яркими, завораживающими красками заката.

Моя милая Сара шла ровно и уверенно по пустой дороге вдоль реки, я мерно покачивался в такт её поступи. Сумерки окутали нас холодным покрывалом. В воздухе растворялись белые облачка от нашего дыхания. Воду у самого берега сковал тонкий кружевной лёд.

Я свернул с главной дороги на знакомую тропу. Темнота сгущалась, но я знал, куда еду.

Вскоре я увидел тёплый, манящий свет. В окне уютной хижины плясал огонь, и дым поднимался из каменной печной трубы.

Пошёл мягкий снег. Крупные пушистые хлопья кружились в воздухе и неслышно опускались на землю. Я поднял глаза, наблюдая за тем, как они летят. То тут, то там между облаками в небе проглядывали звёзды. Они только-только загорались и слабо мерцали.

Я чувствовал, что улыбаюсь, но не назвал бы себя счастливым. Да, пожалуй, я был счастлив, но в то же время меня переполняли и другие чувства. Наверное, так будет всегда.

У меня за спиной нашёптывала свою историю река. И я узнавал её голос. В этом рассказе плескалось много печали, но не весь он был пропитан грустью. Читались в нём и любовь, и поддержка, и немало радости в конце. Хорошая была история. Хорошая.

Высоко надо мной горели костры. Костры тех, кто ушёл на небо раньше меня. Теперь они собрались вместе и приглядывали за мной. Вместе. А это уже что-то. Прекрасное что-то. Я смотрел на них, не стесняясь того, что перед глазами у меня всё расплывалось. Наверное, они тоже улыбались. Конечно, я по ним скучал, сильно, невыносимо, но любовь во мне была сильнее горечи.

В воздухе кружились перья ангелов. Они ложились мне на плечи и на поля шляпы. Ангелы точно не оставляли меня на протяжении всего пути. Казалось, я слышал голос Кэти, когда смотрел на эти перья. Наверное, так будет всегда.

А в кармане у меня лежала чёрная каменная фигурка, маленькая птичка. Воспоминание, которое я всегда буду носить с собой. Память о друге.

И со мной была моя лошадь. Лошадь, с которой мы делили одно сердце на двоих. Через что я только ни прошёл, чтобы её вернуть! Но мой папа говорил, что, если надо что-то сделать, лучше засучить рукава и постараться как следует. Так я и поступал. Как хотел бы мой папа. И вернул её. Мою Сару. Мою милую Сару.

В окне виднелся силуэт. Кажется, женщины с ребёнком. Просто силуэт у золотого огня из камина, в ночной темноте каньона. Он исчез, и дверь хижины отворилась.

Энн Дэвидсон стояла на пороге, выглядывая меня в густых сумерках.

– Джозеф, – позвала она.

– Миссис Дэвидсон, – откликнулся я. Похлопал Сару по шее и соскользнул на землю.

Из-за её спины выбежал мальчонка, прямо под падающий снег. Он бросился ко мне с разбега, чуть не сбив с ног, крепко обвил меня руками и закричал:

– Джозеф! Джозеф, ты вернулся!

Я нежно стиснул его в объятиях.

– Джастин. Мой Джастин.

Миссис Дэвидсон шагнула ко мне, плотнее заворачивая малышку в одеяльце. В дверном проёме появился мистер Дэвидсон. Он вышел вслед за женой.

– Так это та лошадь? – спросила она. – Твоя Сара?

– Да, мэм. Это она.

– Хорошая лошадка, – заметил мистер Дэвидсон.

Я кивнул.

– Да, это точно.

– Мы очень тебе рады, Джозеф, – добавила миссис Дэвидсон, заглядывая мне в глаза, и тихо спросила: – Ты опять просто проходишь мимо?