Свиток фараона - Филипп Ванденберг

Из всех осталось человек двадцать, которые умели читать, писать и знали английский. Из них у одного вместо ноги был деревянный протез, другой, скрюченный в три погибели, мог ходить, только опираясь на палку. Солт неохотно отмахнулся от них, как от надоедливых москитов.

Пока сотни рабочих поспешили в палатки, чтобы укрыться от песчаной бури, полковник задержал выбранных и заявил, что они назначены старшими рабочими. Затем он растолковал им задание, объяснил, как следует вести себя, и еще раз напомнил о дисциплине. В конце сказал, что они должны отдавать честь, как и в любом другом регулярном военном соединении Его Величества.

Буря набирала силу, рвала брезентовые палатки, на флагштоках хлопали флаги, и Омар чувствовал, как на зубах скрипит песок.

— Смирно! — перекрикивая завывания бури, проревел полковник, когда заметил, что один из мужчин выбился из строя. Потом он рассказал им о служебных распоряжениях, которые старшие рабочие египетского корпуса обязаны беспрекословно выполнять, назвал четырнадцать отдельных пунктов приказа, регулирующие жизнь в лагере и на работе, объяснил обязанности часовых.

От порывистого пустынного ветра болела кожа на лице. Омар едва сдерживался, чтобы не сказать, что может быть от такого сильного ветра. Он чувствовал, как его лицо наливается кровью, глаза выступают из орбит и слезятся так, что он едва мог разглядеть очертания упрямого полковника. В одно мгновение ему захотелось закричать и наброситься на англичанина, ударить его кулаком по лицу, только чтобы это безумие скорее прекратилось. Но Омар сохранял спокойствие, хотя что-то в нем отказывалось признавать главенство полковника. Тот стоял перед ними и с провоцирующей медлительностью раздумывал, как поступить дальше. На его лице появилась почти садистская улыбка. Омару показалось, что Солт только и ждет, чтобы кто-то вышел из строя.

Полковник размахивал плетью, как сумасшедший, чтобы придать своим словам вес. Он, очевидно, наслаждался ролью героя, сопротивлявшегося песчаной буре. Полковник вошел в раж, что было неудивительно после обильного возлияния ирландским виски.

Но Аллах карает за высокомерие. Совсем неожиданно случилось то, чего никто не ожидал: резкий громкий голос полковника вдруг изменился, стал тише, послышались какие-то непонятные звуки. Солт покачнулся и, словно дерево, долго сопротивлявшееся буре и утратившее прежнюю стойкость, рухнул на землю, при этом все же сохраняя армейскую выправку. Офицеры оттащили его в палатку.

На следующий день ничего не изменилось — песчаная буря не унималась. Рабочие подняли мятеж в своих палатках, потому что остались без снабжения. Были только вода и отварной рис, и то по одной миске на человека. Мужчины лежали без дела в палатках, разговаривали и пытались заснуть. Омару с самого начала было тяжелее, чем остальным: он сидел в дальнем углу палатки и изучал планы работ, которые ему вручили. Остальные рабочие его не любили. И в этом не было ничего удивительного: будучи самым младшим, он отдавал им приказы. Особенно ненавидел его старый Хафиз. Омар читал в его глазах неприкрытую неприязнь, когда тот долго и неотрывно глядел на него.

Наконец буря улеглась, и из порта потянулись вереницы повозок и телег, запряженных мулами, на которых везли рельсы и шпалы. Британские инженеры начали с того, что стали забивать колышки в каменистую землю, которыми отмечали границы новой железнодорожной трассы. Выдача лопат, кирок, корзин и прочих инструментов задержалась из-за того, что палатка-склад оказалась сильно засыпана песком. Полковник Солт снова пришел в себя и командовал офицерами, которые, в свою очередь, отдавали приказы старшим рабочим. Рабочих разбили на отряды по триста человек в каждом. Омар подчинялся офицеру по имени Клэрндон, из-за длинной фамилии товарищи называли его просто Клэр. Сын зажиточного владельца овечьей фермы в Шрусбери, он был больше искателем приключений, чем солдатом, и это завело его в Индию. Клэр сообщал задание на день, а Омар переводил его слова на арабский. Для каждого рабочего была установлена дневная норма — один кубометр. Только на тяжелых участках использовались машины. По расчетам британцев в день нужно было прокладывать одну милю железнодорожного полотна. Первую зарплату должны были выплатить после прокладки семи миль дороги. С радостными криками египтяне принялись за работу. Но уже через несколько часов Омар заметил, что его рабочие, несмотря на усердие, после ста футов не продвинулись ни на локоть дальше, потому что мужчины никогда не имели дела с лопатами. Из-за чрезмерного веселья все, что они нагружали на свои лопаты, высыпалось прежде, чем они успевали донести содержимое в нужное место.

Омар помчался на склад и потребовал сто пятьдесят корзин — ему отказали. После десяти часов работы они не сделали и половины дневной нормы. Все понимали, что с такими результатами строительные работы могут продлиться вдвое дольше намеченного срока.

Полковник Солт созвал офицеров и старших рабочих на экстренное совещание. Он просто бушевал, обзывал своих офицеров безмозглым сбродом, а рабочих — ленивыми подонками. Он пообещал, что высечет плетью каждого, кто не выполнит дневную норму.

— Сэр! — Омар вышел вперед из ряда старших рабочих. — Позвольте мне сделать замечание.

Солт встал перед ним, как обычно постукивая плетью.

— Сэр! — начал Омар. — Я наблюдал за рабочими, они не могут работать быстрее…

— Они не могут, они не могут! — Солт злобно рассмеялся. — Я выгоню всех ленивых подлецов.

— Нет, — настаивал Омар, — египтяне не привыкли работать лопатами. Я это знаю по множеству археологических раскопок. Выдайте людям корзины, низкие и широкие корзины, в которые они будут руками сгребать песок и камни. И тогда производительность возрастет вдвое.

Полковник взглянул на Омара. Это предложение показалось ему необычным, но явно толковым. После некоторых сомнений он ответил:

— Предположим, что ты прав. Сколько корзин нам понадобится?

— Минимум пятнадцать тысяч. На каждых двух работников — одна корзина.

Один из офицеров, который заведовал складом, ответил:

— В нашем распоряжении всего тысяча корзин.

Солт прорычал:

— Тогда разыщите оставшиеся четырнадцать тысяч!

Спустя два дня недостающее количество корзин было на месте, и работа пошла заметно быстрее. Офицеры сразу сообразили, что дневную норму можно увеличить сначала до полутора, а потом и до двух кубометров на человека. Омар запротестовал и высказал предположение, что рабочие взбунтуются. Кроме того, нужно будет поднять заработную плату. Но все его предостережения начальство пропустило мимо ушей.

Рельсовый путь рос. Спустя неделю было проложено уже восемь миль дороги, по которой можно было осуществлять снабжение с помощью тягловых животных. Солт приказал перенести лагерь на новое место, чтобы сократить время на дорогу, а сэкономленные часы можно было бы потратить на строительные работы. Но рабочие, привыкшие к длинным переходам, начали протестовать.

Что касается железнодорожной линии, то для Омара сначала это было каким-то абстрактным понятием. Проложить прямой рельсовый путь прямо через пустыню для него казалось несбыточной мечтой. Так что теперь он постепенно наполнялся гордостью. Да, продвижение железной дороги на восток укрепляло его самомнение, потому что каждый день он со своими людьми вносил лепту в общее дело. На карте, которая была у каждого старшего рабочего, Омар ежедневно голубым химическим карандашом рисовал намеченный участок и показывал эту карту всем рабочим.