Море вверху, солнце внизу - Джордж Салис

друг на друга, не моргая. Когда телефон зажужжал в третий раз, Адам вышел из палаты ответить. Длинный коридор, протянувшийся из одного конца в другой и размеченный дверьми, был пуст. Искусственное освещение накапливалось на краях предметов и становилось разжижено-серым к центру. Это был транспонированный туннель.

Перед тем, как ответить, Адам заметил, что номер на экране неизвестный.

— Алло? — нерешительное слово отозвалось эхом в пустоте, поэтому он сложил левую ладонь лодочкой и прикрыл рот.

— Это Ларс.

— Кто?

— Мы пока незнакомы. Я прочитал ваш очерк в газете.

Голос, сдержанный и усиленный силлабическими вспышками, выпирающей глубиной, звучал отовсюду, словно телефон — необязательная формальность, из-за чего само устройство в руках Адама выглядело нелепо.

— А.

— Это непостижимо.

— То, что я писал, в основном вымысел, фантазии.

— Вы ошибаетесь, Адам. Это намного важнее, чем вы, вероятно, предполагаете.

— Что вы хотите этим сказать?

— Количество задокументированных поражений молнией из земли растет. Со всеми этими странными последствиями. Можно сказать, мы имеем дело с эпидемией.

— Какое это имеет отношение ко мне?

— Я надеялся, что вы скажете.

— Каким образом.

— Вы, Адам, вы — единственный, у кого было видение. Те, кого поразила молния, избранные. Но вы, с вами случилось даже большее чудо. Ангел, Адам. Что вам сказал ангел?

— Я никогда не говорил, что со мной разговаривал ангел. Я говорил…

— Тогда как вы объясните, что происходит?

— Я не…

— Я знаю, Ада воскресла.

— Воскресла?

— Как еще можно объяснить, что тело не найдено?

— Ее могли похитить, она могла…

— Доказательства обратного повсюду, Адам. Вам это известно. Моя бабушка воскресла. Обратите внимание на историю, она изобилует свидетельствами о возвращении верующих из мертвых. Ада воскресла и, более того, наверняка вернется.

Серый сумрак разрастался. Он уже ощущал его, словно канал, кишащий червями. Он отступил на шаг к вечной мерзлоте стены.

— В таком случае, где она?

— У моего отца были теории относительно пребывания бабушки, но ничего определенного, как в вашем очерке.

— Мне никогда не приходило на ум, что к описанию Ады подходит слово «верующая». Она весьма вольно придерживалась восточных традиций. Йога, медитация, понятие единства, даже шитье, но только не церковь или молитва.

— Вера сама по себе гибкая, и в то же время она состоит из одинакового вещества, и всегда можно проследить ее связь с Ним. Я знаю, о чем вы писали, что догмы противоречат друг другу, но здесь скорее религия, чем догма. Что-то происходит. Живые — мертвы, а мертвые — живы. Такова Его воля.

Колени Адама подогнулись, и спина соскользнула, пока он не оказался сидящим на полу. Всё было серым.

— Вы говорите так, словно апокалипсис уже наступил.

— Это то, о чем должны знать мы с сестрой, о чем должны знать все мы. Молния, воскрешение Ады — знамения Судного дня?

— Послушайте.

— Ангел пришел к вам, Адам, к вам!

— Вы выслушаете меня? Как, вы сказали, вас зовут?

— Ларс.

— Ларс, я не знаю. Очерк, по сути, написался сам. В его основе что-то вроде смутного сна, увиденного мной, загадки…

— Это доказательство. Оно приходит отовсюду, от Него, от Его посланника. Это могло быть толчком к автоматическому письму, остаточный эффект вашего падения. Оно должно что-то значить.

Зараженный свет, будто превратившийся в штормовой ветер, пытался его поглотить. Он приложил руку к другому уху, пытаясь услышать самого себя. Повысив голос, он позволил ему отдаваться эхом, если только это было возможным.

— Позволь мне закончить, Ларс. Вполне понятно, что вы озабочены молнией, пропажей Ады. Но очерк — это своего рода терапия от тех тяжелых ощущений и мыслей, тяготивших меня.

— Но…

— Всё, что я знаю, это то, что мы живем в перевернутом мире.

Повисла обоюдная тишина, спокойствие. Затем Ларс сказал: «Я понял» и отключился.

Поднявшись, Адам засунул телефон в карман и увидел флуоресцентные огоньки, как в палате Джереми. Искусственные, но в любом случае нормальные. Медсестра, которая показывала Джереми полупрозрачные пальцы, продолжала обход палат дальше по коридору.

Когда Адам вернулся, Джереми спросил: «Это был он?»

Адам кивнул.

— Теперь я вспомнил. Он сказал, что позвонит тебе.

Глядя на осеннюю наготу ожогов Джереми, Адам представил их в другое время года, в цвету и с естественной листвой. Молодой. Но такими они не были.

Дневник Питера (интерлюдия)

5-е февраля

Что снится нерожденным детям? Этим вопросом я задавался пару недель после того, как узнал, что моя супруга беременна. Я представлял себе, что их сны о цвете звука и теплоты, о жидкости ввиду отсутствия света. Но я понимал, что то, что у нее внутри, еще не ребенок пока, не совсем, но станет им, началом чего-то… чего-то большего, чем я мог представить, но пытался…

В тот момент, когда я задал себе этот вопрос, она была ничем иным, как шаром клеток, бластоциста — внеземной термин для этого понятия. Она была ничем иным, как формой, образованием, в котором наслоением формы на форму она стала маленьким человечком. И, о, да… когда она родится сквозь жидкость к свету, осознавая настоящее пространство и чувство внешнего мира, она увеличится, вырастет, подобно кукле из сверхпоглощающего полимера, средой для которой будет воздух. Но не единственно воздух — любовь, свет, тепло и на какой-то период времени молоко… но вопрос, терзающий теперь мой разум, гораздо сложнее, с заменой всего лишь одного слова: что снится мертвым детям? Я понимаю, что это не совсем вопрос. Да, он грамматически правильный, но, возможно, на грамматике всё и завершается. Как можно понять смысл подобного вопроса? Мне не удается.

10-е февраля

Не знаю, сколько я смогу писать. Это слишком больно. Чтение предыдущей записи вызывает приступы тошноты и головокружения. Ребенком я записывал свои сны. Иногда я забывал сделать это, в другой раз просто забывал сон, словно он утонул в моем сознании. Я убил его и теперь оплакивал. О, Боже… мне пришлось спешно удалиться в ванную комнату, чтобы извергнуть желудочную кислоту. Она обожгла мне внутренности, горло и рот. Хуже того, казалось, что, выходя, желудочный сок пытался меня переварить. Казалось, что жжение никогда не кончится…

Как уже говорил, я пытался вести дневник своих снов, но ушел не один год, пока я наконец-то заполнил единственную тетрадь. А сейчас я не могу найти ни ее, ни каких-либо других заметок о ночных повествованиях из моего прошлого. Возможно, оно и к лучшему. Но один сон, который я видел недавно, никак не выветрится. Врезался, будто только что просмотренный фильм. Никуда от него не денешься, черт его подери. Полагаю, что его