Stargirl. Звездная девочка - Джерри Спинелли

– Это был ее кабинет, – сказал Арчи, жестом предлагая мне войти.

Здесь находилось все, что я ожидал увидеть в ее комнате. Она так и не рассказала мне, где был ее кабинет. Я увидел мотки лент и оберточной бумаги, стопки разноцветных листов, картонные коробки с газетными вырезками, акварель и банки с краской, желтые телефонные книги.

К одной стене была пришпилена муниципальная карта Майки. Ее испещряли сотни булавок десятка разных цветов. Указаний на то, что они обозначали, не было. Стену напротив покрывал огромный самодельный календарь с квадратиком для каждого дня в году. В квадратиках карандашом были вписаны имена. Над календарем было написано: ДНИ РОЖДЕНИЯ. И только в одном квадратике виднелось красное пятнышко – маленькое сердечко. Рядом с моим именем.

Арчи протянул мне нечто вроде толстого семейного альбома. Выведенный от руки заголовок гласил: «Ранняя жизнь Питера Синковича». Я пролистал его. В нем были фотографии, сделанные в тот день: Питер дерется с девочками из-за своей любимой машинки-банана.

– Я должен подождать пять лет и передать альбом его родителям, – сказал Арчи.

Он показал на архивный шкаф в углу. С тремя ящичками. Я открыл один. В нем лежали десятки красных папок, каждая с ярлычком с написанным именем. Я увидел папку «Борлок». Это я. Я вытащил и открыл ее. Внутри лежала газетная заметка о моем дне рождения, вышедшая в «Майка Таймс» тремя годами ранее. И мое описание из школьной газеты. И фотографии, сделанные тайком: вот я на парковке, вот я выхожу из дома, я в торговом центре. Очевидно, Питер Синкович не был единственным объектом ее съемок. И листок бумаги с двумя колонками: «Любит» и «Не любит». В колонке «Любит» было написано «Галстуки с дикобразами». А чуть ниже: «Бананово-клубничный смузи».

Я положил свою папку на место. Там были и другие имена. Кевин. Дори Дилсон. Мистер Макшейн. Дэнни Пайк. Анна Грисдейл. Даже Хиллари Кимбл и Уэйн Парр.

Я шагнул назад в изумлении.

– Невероятно… Папки. Досье на людей. Как будто она шпионила.

Арчи кивнул, улыбаясь.

– Чудесный шпионаж, правда?

Я потерял дар речи. Арчи вывел меня на слепящий свет.

Учась в колледже, я навещал Арчи всякий раз, как приезжал домой. А затем я устроился на работу на Востоке и стал приезжать реже. По мере старения Арчи казалось, что он все больше походит на сеньора Сагуаро. Мы сидели на заднем крыльце. Его, похоже, восхищала моя работа. Я стал художником по декорациям. До меня только недавно дошло, что мысль об этом зародилась у меня в тот день, когда Старгерл показала мне свое волшебное место.

Когда мы виделись в последний раз, Арчи встретил меня у входной двери. Протянул мне ключи и сказал:

– Веди ты.

Мы поехали по направлению к Марикопас. В кузове его древнего пикапа грохотало старое ведро для дегтя. На коленях он держал пакет из бурой бумаги.

– Ну что, ты раскусил ее? – спросил я по обыкновению.

Прошло несколько лет с момента ее исчезновения, но нам не нужно было называть ее имя. Мы прекрасно знали, о ком говорим.

– Я работаю над этим, – ответил он.

– И каковы последние результаты?

Беседа шла по привычному сценарию.

В этот день от сказал:

– Она лучше костей.

В мой прошлый визит он сказал: «Когда Старгерл плачет, она роняет не слезы, а свет». В предыдущие годы он называл ее «кроликом в шляпе», «универсальным растворителем» и «переработчиком нашего мусора».

Он говорил это с хитрой ухмылкой, зная, что его слова только больше запутают меня и я буду ломать над ними голову до следующего визита.

После полудня мы доехали до подножия гор. Он попросил меня съехать на каменистую обочину дороги. Мы остановились напротив гладкого, бледно-серого камня. Он достал из ведра маленькую кирку и постучал ею о камень.

– Пойдет, – сказал он.

Пока он долбил камень, я держал бумажный пакет. Кожа на руках Арчи высохла и казалась чешуйчатой, словно его тело собиралось стряхнуть оболочку и готовилось к встрече с землей. Через десять минут он решил, что хватит.

Он попросил передать ему пакет. Я с удивлением посмотрел на то, что он достал из него.

– Барни!

Череп грызуна эпохи Палеоцена.

– Это его дом, – сказал Арчи.

Еще он сказал, что сожалеет, что у него не хватает сил вернуть Барни в его изначальный слой в Южной Дакоте. Положив Барни в отверстие, он достал из кармана клочок бумаги, смял его и засунул рядом с черепом. Потом достал из ведра для дегтя кувшин с водой, небольшой мешочек с цементом, мастерок и пластиковый поднос. Смешав цемент с водой, он зашпаклевал отверстие. Издалека не было заметно, что над камнем поработали.

Возвращаясь к пикапу, я спросил, что написано на бумаге.

– Слово, – ответил он таким тоном, что я сразу понял, что ответа на следующий вопрос не дождусь.

Мы поехали на восток, вниз от гор, и вернулись домой до заката.

В следующий мой приезд в доме Арчи жил кто-то другой. Сарайчик на заднем дворе исчез. Как и сеньор Сагуаро.

А на волшебном месте Старгерл теперь стоит здание новой начальной школы.

Наш класс после окончания школы собирается каждые пять лет, но я еще ни разу не приходил на встречу. Я поддерживаю связь с Кевином. Он никогда не уезжал из Майки и теперь живет там вместе со своей семьей. Как и я, он не стал телевизионщиком, но его актерский дар пригодился в его нынешнем занятии: он работает страховым агентом.

Кевин говорит, что когда класс собирается в Загородном клубе Майки, то постоянно заходит речь о Старгерл и о том, где она может быть сейчас. По его словам, самый частый вопрос – это: «А ты был там во время танца «Банни-хоп»?» На последней встрече несколько бывших одноклассников шутки ради встали цепочкой и несколько минут попрыгали на лужайке вокруг лунки, но это было не то.

Никто точно не знает, что случилось с Уэйном Парром, за исключением того, что они с Хиллари расстались через несколько лет после окончания школы. В последний раз, когда кто-то слышал о нем, говорили, что он служит в Береговой охране.

В старшей школе появился новый клуб под названием «Подсолнухи». Чтобы вступить в него, нужно было подписать соглашение с обязательством «раз в день делать что-нибудь приятное кому-нибудь кроме себя».

Марширующий оркестр «Электронов» на сегодняшний день, пожалуй, единственный, в составе которого имеется укулеле.

Что касается баскетбола, то «Электроны» и близко не подошли к успеху того года, когда я учился в одиннадцатом классе. Но с тех пор у них вошло в обычай нечто, что озадачивает болельщиков из других школ. На каждом матче, когда команда соперников забивает свой первый мяч, небольшая группа болельщиков «Электронов» вспрыгивает и приветствует ее.