Лишь тот… - Сергей Вишневский

— Да, но тогда…

Снек поднялся из чана и, шлепая босиком, подошел к чистой мантии.

— Пойдем. Нам надо кое-что проверить, — произнес он, одеваясь. — Сначала надо разобраться с нашими братьями в церкви.

— Их уже давно похоронили.

— Тела — да, но в церкви было много артефактов света.

— Тут не было боевых и серьезных артефактов.

— Да, но нам и не надо. Нам будет достаточно алтаря и знака единого.

— И зачем они тебе?

— Они помогут определить тёмную магию, если она была, — начал пояснять клирик. — Помнишь, что рассказывали стражники? Сначала никто не знал, откуда появилась болезнь. Не было бедняков или моряков, покрытых язвами. Сначала закрылись служители церкви, а тем же вечером знать и торгаши. А потом повалило.

— Ты думаешь, что это проклятье или магия?

— Нет. Я уверен, что это настоящая черная язва, но как она попала в город и так быстро распространилась?

Гош нахмурился и поднялся, направившись за клириком.

— Эпидемия… — пробормотал он, выскочив из здания. — Эпидемия могла быть вызвана не случайно.

* * *

— И что это значит? — спросил Руди, глядя на следы на стене.

Гош и Снек занимались полночи подготовкой одного из инквизиторских приемов, основанный на магии света, результат которого был изображен на стене.

— Это значит, что произошедшее в Картаре не случайность, — мрачно ответил Снек и взглянул на Гоша. — Магии тьмы тут не было. Зеленый — цвет магии жизни. Синий — воды. Вот эти голубые росчерки — это магия ветра.

— Я в этом ничего не понимаю, — буркнул паладин, встревожено смотря на стену. — Можешь нормально объяснить?

— Заразу доставили в город и с помощью магии распространили по нему так, чтобы заразить как можно больше людей. Сила жизни помогла усилить заразу, дала ей силу. Магия воды помогла ей не высохнуть под местным солнцем. Магия ветра разнесла по округе.

— Зараза это же не камень. Должен быть кто-то, кто принёс ее в город?

— Не обязательно, чтобы это был человек, — покачал головой клирик. — Это могло быть животное.

— Птицы, — подал голос Руди. — Я видел очень много мёртвых птиц.

Клирик и паладин переглянулись.

— Вот и ответ, — вздохнул Гош.

Руди взглянул на выход.

— Мне нужно…

— Нам нужно поговорить, Руди, — обратился к нему Снек.

Воришка внимательно взглянул на клирика и твердо ответил:

— Я сам решу, куда мне девать мою пайку.

— Дело не в пайке, — покачал головой клирик. — Я рад, что ты нашел в своем сердце что-то, помимо алчности. Действительно рад. Но ты можешь сделать большее.

— Что?

— Я вчера одевал тебе артефакт на шею, — произнес Гош. — Помнишь?

— Помню.

— В тебе есть сила жизни, — не стал тянуть клирик. — Ты можешь помочь нам спасти тех… Кого мы уже не надеялись спасти.

— Я мертв. Откуда во мне может быть сила жизни? — без особого энтузиазма произнес Руди. — Это какая-то ошибка и…

— Именно благодаря этому дару ты мог остаться в живых. Именно благодаря ему, твое тело не гниёт, как у всех мертвецов, и ты прекрасно чувствуешь вкус еды. Я еще в этом не разбирался, но я считаю, что всё дело именно в нём.

Руди недоверчиво перевел взгляд на паладина.

— Другого варианта, почему ты всё еще до конца не умер, у нас нет, — пожал плечами Снек.

— Что от меня требуется? — спросил послушник.

— То, что ты никогда не делал, — ответил клирик. — Заставлять жить других.

В этот момент скрипнула дверь и на пороге появился покачивающийся Ари.

— Я готов, — произнёс он.

* * *

Молодой парень лет двадцати сидел на мостовой и молча смотрел на свою сестру. Его лицо было замотано тряпками, как и руки. На повязках были видны засохшие пятна от сукровицы, что выделялась после лечения.

С момента, как он смог ходить, он приходил к оставшимся живым и молча смотрел, изредка поднося воду ребенку. Прошло уже два дня, и среди больше сотни стариков и детей осталось не больше двух десятков.

— Воды… — едва слышно прошептала губами девчонка.

Парень тут же нагнулся и взял небольшую пиалку из глины, тут же прислонив к губам сестры. Маленький глоток, и девочка едва заметно вздрогнула.

В голове парня уже давно исчез страх, появившийся с первыми пятнами на теле родного человека. Давно пропало отчаяние, пытавшееся укорениться после смерти родителей. Даже чувство полной безысходности после следов черной язвы на своем теле исчезло. Внутри поселилась пустота.

— Кого следующим? — послышался голос.

Парень поднял голову и обнаружил на пороге того самого церковника, который вынес приговор для его сестры, и поставил ей и ему на лбу отметки печатями.

Он обвёл взглядом зал и остановил его на сестре.

— Я думаю, начнем с той, — произнёс он.

В зал вошли рабы и подошли к девочке.

— Что?.. — хотел было спросить парень, но церковник его перебил.

— Мы нашли способ, как ее исцелить. Есть риск, что она не переживет, но пока у нас всё выходило, — пояснил стоявший рядом с ним широкоплечий паладин.

— Вы… я могу…

— Только давай без истерик, — тут же произнёс воин, сморщившись, словно это рядовое дело. — Дай нам поработать.

На глазах парня парочка рабов, замотанных в тряпки, подхватили сестру и принялись заматывать ее в серую ткань.

— Не волнуйся, — произнёс кудрявый церковник. — Мы действительно можем помочь.

* * *

Сармат молча перебирал четки и смотрел на торговцев, которые собрались на совет в большом белом шатре. Тут были торговцы из южных моряков, были и с запада, и с востока.

Многие оказались в сложной ситуации.

Длинные караваны на десятки телег и верблюдов привезли дорогой товар, но идти дальше с ним не было никакой возможности. Тот товар, который они везли, надо было доставлять в королевство, но по законам самого королевства торг им вести было запрещено.

Уже никто не помнил, как он появился. Те, при ком он был оглашен, уже давно умерли, а из преданий остались лишь обрывки о том, что в великий голод торговцы и знать Картара отказалась торговать с королевством. Хотя есть и слухи, что Картар пытался пойти войной на королевство.

Как бы там ни было, но торговать южанам на территории Королевства Цой было запрещено, а до других рынков добираться было настолько опасно, что за всю свою жизнь Сармат слышал только о трех везунчиках. И те цены на товар, о которых они говорили, приравнивали всё мероприятие к нулю.