Ностальгия - Мюррей Бейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кое-кто согласно покивал, не сводя с него глаз.
— Когда Сесил Лэнг вернулся в Англию, он заменил совершенно исправную соломенную кровлю на рифленое железо, чтобы в свое удовольствие нежиться в постели во время дождя. «Антиподный грохот» — вот как он это называл. Представляю себе, сколько воспоминаний будил в нем этот звук!
— Ммм… — кивнули один-двое, живо нарисовав себе эту картину.
— А где он жил-то? — полюбопытствовал Джеральд.
— О, у него был чудесный коттеджик в Озерном крае. И тут такой скандал поднялся — настоящее светопреставление! Национальный трест[60]потребовал восстановить соломенную кровлю.
— Ублюдки, — откомментировал Гэрри.
— Да во многих лучших наших домах крыша из…
Гид предостерегающе поднял лилейно-белую руку.
— Послушайте, кто-кто, а я с вами стопроцентно согласен. И наш музей — превосходная тому иллюстрация. Кровельный отдел — один из самых богатых.
Ряд листов, поставленных вдоль стеньг вертикально на равном расстоянии друг от друга, демонстрировал могущество ржавчины и/или боевые характеристики оцинкованного железа. Первый — сверкающий аргентин (новехонький образец); далее — он же, но померкший до тускло серого спустя двенадцать месяцев; вот — лист, усеянный оранжевыми «веснушками»; следующий — в разводах цвета пива; и так далее — до целиком и полностью красно-коричневого листа, местами потемневшего; а последний — шелушащийся, коричневый, покрытый нездоровой коростой. Благодаря спрятанной мошной лампе было видно: лист испещрен светящимися точками — крохотными, с булавочную головку, отверстиями.
— Техника. Скука смертная, — отвернулся Джеральд.
— Сельская идиллия, — прошептал Норт, обращаясь к Борелли.
— Индуисты говорят, все живет своей жизнью. Наверняка и рифленое железо тоже.
Один только Хофманн подошел к листам вплотную, ткнул в один из них пальцем.
— Похоже на современную американскую живопись. Луиза, глянь вот на этот — в точности Олицки,[61]которого мы упустили, ты не находишь?
Гид откашлялся.
— В Оксфордском словаре слово corrosive, «коррозийный», идет непосредственно перед corrugated, «рифленый». Простое совпадение? Нам так не кажется. Ассоциация эта отражает саму правду жизни.
Вот — образцы, взятые в городе и в деревне; на море и под снегом, в тропическом лесу и ниже уровня моря; и — гордость музея! — из насквозь пропесоченного, блеклого буша. На каждом — аккуратные ярлычки с датами.
Саша задала вопрос.
Гид покачал головой.
— Нет, пока еще не был. Разумеется, хм, это — один из моих честолюбивых замыслов: съездить в Австрию и, как ни странно, в Югославию. — И, указав на нужный экспонат другим, улыбнулся: — По-прежнему на кровельную тематику.
На столе, под углом в сорок пять градусов, стоял грубо вырезанный прямоугольник выгоревшего красного цвета. Рядом аккуратными буквами значилось: «ПОЖАЛУЙСТА, ПОТРОГАЙТЕ».
— Бррр! — взвизгнула Саша.
Гид, улыбаясь, оглядел собравшихся.
Гэрри и прочие, отсмеявшись, столпились вокруг.
«ПРИВЕЗЕНО ИЗ КАЛГУРЛИ, ЛЕТО 1932 ГОДА, — пояснял ярлычок. — ТИПИЧНАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ КРЫША. ПОСТОЯННАЯ ТЕМПЕРАТУРА ПОДДЕРЖИВАЕТСЯ С МОМЕНТА ПЕРЕМЕЩЕНИЯ И ПО СЕЙ ДЕНЬ (ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ЧАСА В СУТКИ) ПОСРЕДСТВОМ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА И ТЕРМОСТАТА. ЭКСПОНАТ ДАЕТ НЕКОТОРОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ОБ УСЛОВИЯХ, В КОТОРЫХ ЖИВУТ ДРУГИЕ ЛЮДИ».
— Дотроньтесь, ну дотроньтесь же! — восклицала Саша, посасывая мизинец. — Точно раскаленное железо! — Обиженно глянув на Филипа Норта, который улыбался краем губ, она ухватила его за руку.
— Сесил Лэнг в таких условиях работал, — откомментировал гид. — Сущий ад, что и говорить.
— Да ладно заливать-то!
— Чистая правда.
— Когда я родила Гленис, жара стояла под сто семь градусов.[62]Помнишь, Дуг?
— Это не железо, — внезапно поправил Кэддок: он снова слегка недопонял. — Если быть совсем точными, это — малоуглеродистая сталь.
— Думаю, вы правы, — обернулся к нему гид. — Уже само название заключает в себе очаровательный элемент абсурда.
— Сразу видно: у парня котелок варит, — откомментировал Гэрри. — Да вы на него только гляньте.
— Шш, — одернула его Вайолет.
Здесь висели крупноформатные фотографии знакомых зданий. Гид деликатно отступил в сторону. При всей широте спектра архитектурных стилей, каждое строение венчала крыша из рифленого железа. Здесь было все — фабрики и сараи, склады, украшенные цитатами Общества архитекторов («Нечасто материал используется столь…»), трамвайные депо, тракторный гараж, трибуна провинциального ипподрома, скотобойни (в прошлом — арены массовых убийств). И снова — ключевая мысль заключалась в том, чтобы подчеркнуть исключительную приспособляемость металла: «шоб дело делалось». Господи, а вот и собор — с великолепной звонницей, и башенками, и множеством стрельчатых витражных окон — и тоже крыт рифленым железом. Бракосочетание старого мира с прагматичным новым; и однако ж ржавеющее железо отчего-то неважно сочеталось с идеей божественности. Аборигенские хижины, разлетевшиеся по окраинам городов под воздействием некоей центробежной силы, использовали его же — в сочетании с расплющенными банками из-под керосина. («Бедняжки!» — вздохнула Саша.) Несколько видов правительственных зданий штатов: сперва — величавый гранитный фасад, а рядом — снимок с высоты птичьего полета: железная крыша! Университетские библиотеки и консерватории — таковы же. Туристы молча разглядывали фотографии.
Другое дело — дома, приветные, старинные, просторные усадьбы: здесь железо было на своем месте. Убывающие прямые линии рифления как бы заостряли перспективу крыши, порою даже искажали: сглаживали ее, выравнивали, придавали четкости; выгибаясь, они образовывали протяженные веранды — а в каменных стенах французские окна открывались навстречу западному ветру. Что за веранды: сплошные охи и ахи.
— Я вам что скажу: в сравнении с ними английские особняки, что мы повидали, — воистину жалкое зрелище!
Джеральд фыркнул.
— Я лучше помолчу, — шепнул он Норту.
— О! — небрежно обронила Шейла. — Да тут и наш дом есть.
Все разом остановились.
Шейла указала на нужную фотографию: просторный, приземистый особняк — каменный, затененный, величественный. Роскошнее всех прочих, вместе взятых.