На отшибе всегда полумрак - Юлия В. Касьян

был тверд. Сказал, что позабочусь о ней, и ей больше не будет одиноко. Она была вынуждена согласиться. Еще какое-то время все было гладко, мы вместе занимались огородом и ребенком, я рыбачил, она собирала грибы, вечерами мы сидели у костра и обнимались. Но и эта жизнь ей скоро надоела, и в наш дом вернулось пьяное веселье. Со временем мы научились жить на пособие, на работу я больше не устроился. Ели в основном то, что давали огород, лес и река. Я научился гнать самогон, мозг и сознание все сильнее затуманивались.

Я чувствовал, что не устраиваю Люси, что не о такой жизни она мечтала. Но я никогда не отпустил бы ее, никогда не позволил бы уйти. И она это знала, поэтому жила той жизнью, от которой ее тошнило. Жила со мной, но назло мне. Больше мы не обнимались, в этом не было необходимости.

Через два года родился второй ребенок…

Когда мы поняли, что Люси вновь беременна, я упрашивал ее сделать аборт, умолял ее. Но она отказалась. Почему, не знаю. Наша жизнь тогда уже не походила на нормальную. Жили мы по-прежнему на пособие, которого едва хватало только на самое необходимое, все в том же неотремонтированном доме, где частенько собирался людской сброд.

Люси сказала: «А вдруг будет мальчик?» — и я отстал от нее с предложениями избавиться от него. Я очень хотел иметь сына. Он помогал бы мне с хозяйством, мы ловили бы рыбу и играли в мяч. Я опять поверил в перемены, стал представлять новую жизнь. Но это, как и все остальное, было только в моей голове. Стоял прохладный дождливый день, когда Люси сказала, что пора. Пара женщин, которые жили у нас уже неделю, помогли Люси с родами, пока я пил самогон на улице с одним из наших постоянных гостей. Я отмечал рождение еще не родившегося сына.

Глава 25

Расмус вышел из управления, когда на часах было девять вечера, и сразу увидел знакомую машину, припаркованную на стоянке для посетителей. Из нее вышла Иллая в бежевом свитшоте и обтягивающих черных брюках. Он замер посреди улицы, глядя, как она неспешно приближается к нему. С одной стороны, ему хотелось расплыться в улыбке и сказать, как он счастлив видеть ее здесь, в этот вечер, после очередного тяжелого рабочего дня. С другой стороны, он понимал, что, несмотря на чувства, он не сможет дать ей то, чего она хочет. Он не тот, кто ей нужен, он никогда не сможет отказаться от себя, не изменится, даже если пообещает ей это.

— Детектив, — только и сказала она мягким, струящимся в ночи голосом.

— Иллая, что ты тут делаешь?

— Жду тебя.

Он сосредоточенно посмотрел на нее.

— Ты не отвечаешь на сообщения, не берешь телефон. Вроде взрослый мужчина, а ведешь себя, как маленький обиженный мальчик.

Он встрепенулся. Она поняла его неправильно, думает, что он избегает ее, игнорирует. Но ведь это не так? Или так?

— Прости, были бешеные дни, — быстро произнес он. — И я не обижен, просто устал. Но, может, ты составишь мне компанию в итальянской пиццерии? Уже несколько дней не ел нормальной еды.

Девушка слабо улыбнулась и кивнула.

— Тогда я веду уставшего детектива в пиццерию и угощаю, — миролюбиво сказала она.

— Ну уж нет, я пригласил, я и угощаю. Но ты можешь нас отвезти. Все по-честному. — Он устало улыбнулся.

— Договорились.

Они добрались до пиццерии и уселись за небольшой столик у дальней стены. Помещение обволакивал приглушенный мягкий свет и запах запеченного хлеба и томатов. Подошел официант. Иллая заказала апельсиновый свежевыжатый сок и салат из рукколы, грейпфрута, вяленых томатов и курицы, а Расмус взял стейк, пиццу с ветчиной и бокал темного пива.

— Ты и правда проголодался, — улыбнулась девушка.

— Да уж, голоден, как слон или лев.

Вскоре на столе стояли бокалы с напитками, а Иллая и Ален расслабленно откинулись на спинки комфортабельных стульев.

— Ален, — начала Иллая, — я хочу извиниться за свое поведение. Я не имела права так себя вести, недооценивать значимость твоей работы.

— Извинения приняты, — сухо произнес он, делая глоток холодного пива. — Отличное пиво, прямо как я люблю, с нотками темного хлеба и тмина. Хочешь попробовать?

— Спасибо, но я не люблю пиво. Мой сок намного вкуснее, — ответила Иллая, поняв, что тема закрыта. — Как Март? — спросила она невзначай.

Ален сделал еще один большой глоток и резко поставил стакан на стол.

— Что-то не так, Ален? — встревожилась девушка.

— Мы немного повздорили, — неохотно ответил он.

— Я надеюсь, не из-за меня?

— Нет, просто я был уставший и злой и наговорил того, чего не должен был.

— Ясно.

Иллая отпила сок и перевела взгляд на кухню. Сегодня им обоим было неловко, словно они незнакомцы, которые впервые встретились за этим столом. Официант принес салат и пиццу, и они все в том же напряжении приступили к еде. Иллая вяло ковыряла вилкой листья, словно выискивая то, чего там не могло быть. Расмус старался не смотреть на нее, машинально поглощая пиццу. Ему хотелось приглушить не только голод, но и жгучее чувство тоски, которое разливалось при мысли о том, как они сейчас далеки друг от друга. Он положил очередной кусок пиццы на тарелку и посмотрел на Иллаю. Бледная нежная кожа, точеные черты, чувственные, но сжатые губы. Неожиданно Ален поймал ее взгляд — тот, который бил стрелой в самое сердце, который будил желание и трепет, оживлял и питал его. Детектив отвел глаза и сделал еще глоток пива. Как он мог позволить себе влюбиться, как? Эта девушка, как и все остальные, никогда не поймет его, уйдет так же, как уходили остальные, так же, как ушла его мать. Он постарался отмахнуться от воспоминаний, но они уже накатывали огромной волной.

— А как у тебя? — спросил Расмус, лишь бы отвлечься.

— Я волновалась.

— Не стоило.

— Возможно, но я уже ничего не могла с этим поделать, — тихо сказала она.

Перед Расмусом поставили стейк, но аппетит пропал.

— Понимаешь, Иллая, я — детектив, в этом вся моя жизнь.

— Я знаю, детектив, — рассмеялась девушка, но смех на этот раз прозвучал фальшиво.

— И я буду таким и дальше. Я не могу измениться. Да и не хочу. Я тебя не виню, ведь ты хочешь нормальных отношений, семьи.

— Откуда тебе знать, чего хочу я? — с вызовом сказала Иллая, сделав ударение на слове «я».

— Просто знаю.

— Нет, ты меня не знаешь, Ален.

Он вперил в нее взгляд, его тело напряглось,