Во власти речных ведьм - Ирина Арбузова

Стало по-нехорошему тихо. Я попала в лучи всеобщего внимания, аж не по себе стало.

– Батюшки-святы! – запричитала одна из полупрозрачных. – А может там хорошо заживем? Пора бы простить нас!

Ее сухая рука показывала на колесо жизни – оно замедлилось. Теперь стало видно, что не сфера вращается, а огромные песочные часы.

– Граждане! – нетерпеливо загудел мужчина с рулем от машины. Прижимая его к груди, он опасливо заключил: Страшно… В чужие чертоги щас бросят! Не согласен! Не хочу! Катюша, прости, что раньше артачился. Выведи!

– Ну так что, дочка? – подойдя ко мне, тихо спросил дядя Сережа.

Не выдержав общего давления жутковатой компании, места странного, ущербного, где и пойти-то некуда, с порядками непонятными и неприятными, я расплакалась.

– Домой, домой хочу к мужу. Олежка!

– Ну что ж, милая! Так тому и быть. Все за Катей, она дорогу домой знает. Не поминайте лихом.

– Сереженька! – запричитала тетя Наталья. – Я с тобой останусь, будь, что будет. Не хочу без тебя!

– Нет, душа моя. Не заставляй мужчину плакать. Бог даст, еще свидимся в другом мире, и пусть он будет поласковей к нам.

Катя долго держалась, но зарыдала и сквозь горькие слезы заканючила, как маленькая:

– Я так вас люблю! Здесь я опять с вами. И обнять, и поговорить могу. Что ж будет-то? Одной без вас?! Что мне останется?!

Папа Сережа крепко обнял ее и маму Наташу:

– Не горюй по нам. Когда люди уходят из жизни, их переживания и чувства остаются. Они, как облако, окутывают память о них. Доченька, помни о нас, и мы всегда будем рядом и в горе, и в радости. Ну, пора. Катюша, строй свою команду.

Призраки уже нетерпеливо сбились в кучку. Галдели, как встрепанная воробьиная стайка. По заданию дяди Сережи они стали звать «уснувших» – тех, кто давно на поверку в ведные дни не приходил.

На обязательную местную киношку в колесе жизни. Остаться никто не захотел:

– Да сгори оно все вместе с нами! Опостылели чертоги ведьмины! – таково было общее мнение.

– Ну, с Богом! – перекрестясь, сказал дядя Сережа. – Сейчас закат делать будем! Катя?!

– На выход. Порядок усвоили? – сквозь слезы скомандовала сестренка.

– Да, да… Да, Екатерина. Первыми выпихиваем Дарью и Семена. Ты замыкаешь, – забубнил хор призраков.

– Я не согласен! – Мужчина-автолюбитель бросил руль. – Последним пойду. Ты живой человек, Катя. Раздавить может. У меня тела-то нет. Пофиг в общем.

– Ладно, – согласилась Катюша. – Помните, с Дашей аккуратно. В кольцо возьмите, чтобы не тряхануло, беременная ведь! А то по дороге оставлю!

– Угу-угу. Только не в тумане! Мы все поняли, все…

– Кто и что поняти-то? – проскрипел старческий голос.

На свет из-за кустов вышла маленькая седенькая сгорбленная старушка.

– Внучок, сызнова командуешь? – обратилась она к дяде Сереже.

– Настасьюшка?!

– Она, родимый. Думал сгинула? Неть, прилегла, соснула чуток. Ласточки мои бедненькие, – вскинулась старушка. – Никак вы?! Неужто ведьмы проклятые вас оживили?! – Эти слова, кажется, были адресованы мне и Кате.

– Помните ли вы мать свою? Варварушка, – обратилась она ко мне. – Пелагеюшка, – к Кате. – Бегите, детки, отсюда, бегите! И за что вас ведьмы мучили, за любовь? Вся беда, обе влюбилися в негодящего мужика. Не ваша вина, не ваша, а Коваля! Бегите, детки, и ты, внучек!

Никто не смог ее остановить. Не успеть было. Хрупкая старушка, войдя в реку, цепко ухватила колесо. Напряглась изо всех сил и застопорила его:

– Летите, ласточки мои! Помните, вы мне родненькие. Купцовой жене Бог не дал детишек. Я матерь ваша! Бегите!

Колесо завыло, затряслось. Но сердце материнское не испугать! Настасьюшка только крепче в него, как во вражину вцепилась. Сильный ветер поднялся, стал листву с деревьев срывать. Полегла трава, волнами застелилась. Цветы головы сложили. Лепестки их яркими бабочками разлетелись в разные стороны. Дом по бревнышку рушило, трясло с сухим постукиванием. Черепица билась, срываясь с крыши. На поляне в лесу гул стоял. Речка высыхать начала, запарила кислой ягодой. Заорало колесо жизни по-человечески, будто дурной женский хор запел. Каждый слог в разной тональности свой голос тянул. Жутко так, как живой!

– Чер-да-ца-ми-та-ми, – повторялось снова и снова. Голоса, набирая мощь, рвались в тускнеющее небо. Солнце запульсировало, уменьшаясь в размере. Оно тлело, как затухающая лампада. Темнело резко и захолодало. На фоне угасающего чертога ведьминого ярко вспыхнуло зеленым пламенем колесо жизни. Пламя это, стреляя жаром, стекало вместо воды. А ее остатки в речке замерцали люминесцентно. Как змеи по желобам заползали на колесо, пытаясь потушить огонь – тщетно! Колесо горело и трещало, а вместе с ним и душа отважной женщины. Ее материнская любовь оказалась сильнее чужезвездной магии. Она продолжала держать сгорающий ведьмин мир, чтобы мы успели покинуть его.

Меня окружили призраки. Они спешили и буквально подпихивали с разных сторон, толкали, чтобы я бежала быстрей. От многих пахло тухлой рыбой. Как же страшно, знобко и мерзко! Стараясь не обращать на это внимание, я бежала прочь вместе со всеми. Прочь! Оглянулась и ахнула: вокруг кострища колеса жизни миражом мерцали одетые в ритуальные балахоны женщины. Это они пели на разные лады, а в центре пламени мелькали лица, воспоминания, отрывки человеческих судеб. И вдруг я увидела там Олежку. Он подплывал ко мне, когда я тонула в воде. Олежка! Лихо… Лихо нам пришлось, покидая разваливающийся ведьмин дом. Пароль на выход не сработал. А Катя так старалась! Все же ей удалось вывести нас из каторжных катакомб. Она ориентировалась по окружающим звукам в пещерах. Оказывается, была скала в зеркальных чертогах. Высоченная, огромная страшная каменная голова ведьмы. В ее глазницах – пещеры. В одной веды жили, в другой содержали людей-должников. Когда мы вошли в жидкий песок, пришлось призракам живых на руки взять. Разлагаться стала среда обитания ведной расы, в неё воздух из нашего мира попал. Жидкая взвесь перебродила в кислоту. Испарения этой жизненной субстанции тоже изменились. Бархатный обманщик – туман превратился в наждачную липкую гадость. Он слеплялся в комки и падал на лицо, кожу, вызывая колющую боль и красноту. И попробуй отмахнись от него, если он везде! Хорошо, что ведьмина прорубь была недалеко. Без Кати нужную мы никогда бы не нашли. Семь теней от скалы лежало на пузырящейся жиже, семь одинаковых черных полусфер с рваными краями. Они, как линзы, прогибались внутрь. И глаза оторвать от них трудно, и смотреть страшно. Затягивает! Показывают вроде что-то искаженное, и бормочет кто-то оттуда. Страсть!

– Григорий, подойдите к каждой. Седьмая нужна – она к Седмице, – сказала Катя призраку, держащему ее на поднятых руках.

Он рысью, шлепая по лужам, обходил каждую тень.

– Дай мне то, что я должна! – кричала сестренка, бесстрашно наклоняясь над подвижной черной пленкой.