Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон

19 декабря. Застрелил отличного самца куду. У нас нет зерна, живем одним мясом; мне легче, чем моим людям, так как я, кроме того, получаю немного козьего молока. Рост куду был пять футов шесть дюймов. Длина рогов по прямой три фута.

20 декабря. Достигли деревни Касембе[19]. Жалкая деревушка из нескольких хижин. Народ здесь очень подозрителен и ничего не хочет делать, не поторговавшись сначала об уплате вперед. Не достали не только зерна, но даже местных трав, хотя потратили целый день на то, чтобы запастись пищей.

После короткого перехода пришли на Ньямази, другую значительную речку, текущую с севера и впадающую в Луангву. Ньямази – река того же типа, что и Памази, с крутыми аллювиальными берегами примерно такой же ширины, но гораздо более мелкая: несмотря на то что она сейчас полноводна, глубина ее по пояс. Ширина Ньямази пятьдесят – шестьдесят ярдов. Дошли до невысоких гор, сложенных грубым песчаником. Перейдя через них и оглядываясь назад, мы убедились, что уже много дней путешествуем по совершенно ровной долине, одетой лесами. Барометр почти не показывал колебаний в высоте, составлявшей около 1800 футов над уровнем моря. Спуск в эту огромную долину начался, когда мы отошли от истоков реки Буа. Теперь эти невысокие горы, Нгале, или Нгалоа, возвышающиеся всего футов на 100 над уровнем, с которого мы пришли, показывают, что мы вышли на берег древнего озера, вода из которого ушла, вероятно, когда образовался разрыв земной коры у Кебра-баса на Замбези; мы обнаружили наверху громадные полосы хорошо обкатанных камешков, вернее, холмы такой гальки из твердого кремнистого сланца с немногочисленными кусками окаменелого дерева. В оврагах виден пласт этой обкатанной гальки, поверх мягкого зеленоватого песчаника, подстилаемого в свою очередь тем грубым песчаником, который мы заметили прежде всего.

Это та формация, что и на Замбези ниже водопада Виктория. По-прежнему на севере и северо-западе видны горы (это так называемые горы Биса, или Бабиса), из них вытекает Ньямази, тогда как Памази огибает конец, или то, что отсюда кажется концом, более высокой части хребта (22 декабря). Застрелил лесную антилопу. Ночевали на левом берегу Ньямази.

23 декабря. Голод заставляет нас идти вперед. Мясной стол далеко не достаточен, от такого питания все мы испытываем слабость при ходьбе и скоро устаем. Но сегодня все же продолжали торопливый путь в деревню Кавимбы, который успешно отбросил мазиту. Сильная жара, и ходьбу в продолжение трех-четырех часов мы считаем хорошим дневным переходом. Перед вступлением в деревню присели отдохнуть; нас приняли за мазиту, и все воины деревни поднялись, чтобы убить нас, но как только мы встали, они увидели, что ошиблись, и вложили обратно в колчаны свои стрелы. В одной хижине мы видели четыре щита мазиту; значит, мазиту не всегда одерживали верх. Щиты – жалкое подражание зулусским – сделаны из шкур антилоп канн и водяных козлов и плохо сшиты.

В ответ на наши подарки Кавимба сделал очень скромное подношение, а купить что-нибудь могли только по непомерно высоким ценам. Оставались здесь весь день, 24-го, торгуясь с жителями и пытаясь купить зерно. Вождю приглянулась рубашка, и он поручил своей жене сторговаться. Она долго ругалась и проклинала нас, и мы сносили это, но смогли получить за рубашку лишь небольшую цену. Решили праздновать Рождество в другой день, в более подходящем месте. Женщины, видимо, здесь плохо подчиняются мужьям: брат Кавимбы спорил со своей супругой, и в конце каждой бурной тирады обе стороны кричали: «Принесите муави! Принесите муави!», т. е. яд для «Божьего суда».

Рождество 1866 г. Никто не хотел проводить нас до деревни вождя Моэрвы. Я намекнул Кавимбе, что убью носорога, если увижу. Тогда он сам пошел с нами и повел нас туда, где рассчитывал встретить этих животных, но мы увидели только их следы. Где-то пропали наши четыре козы: то ли их украли, то ли они отбились в бездорожном лесу; что именно произошло, неизвестно. Эту потерю ощущаю очень остро: какую бы пищу нам ни приходилось есть, немного молока делало ее приемлемой, и я чувствовал себя бодрым и здоровым, однако питаться грубой, трудноперевариваемой едой без молока очень тяжело. 26-е провели в поисках коз, но понапрасну. При Кавимбе был слуга, несший два огромных копья, которыми вождь один на один сражается с громадным животным. Мы расстались с Кавимбой, как мне казалось, друзьями; впрочем, человек, вызвавшийся быть нашим проводником, видел его потом в лесу, и вождь будто бы советовал ему покинуть нас, так как мы-де ему не заплатили. То обстоятельство, что Кавимба, расставшись с нами, крутился неподалеку, заставляет меня подозревать, что он взял наших коз, но я в этом не уверен. Потеря коз подействовала на меня сильнее, чем я мог предполагать. Теперь моя еда состоит из небольшой порции трудноперевариваемой каши, почти безвкусной, и я мечтаю о лучшей пище.

27 декабря. Проводник попросил выдать полагающийся ему отрез, чтобы носить его в пути, так как было мокро, шел дождь, а его кусок древесной ткани плохо прикрывал тело. Я согласился, и он сбежал при первом удобном случае, выполнив тем самым совет Кавимбы. В этих местах дождь выпал рано, и вся трава уже дала семена. Днем подошли к горам на севере, от которых берет начало Ньямази; некоторое время шли вверх по руслу маленькой речки, затем вышли из долины наверх. В начале подъема, в русле речки, пласт гальки иногда достигал в толщину пятидесяти футов; при дальнейшем подъеме мы встретили слюдяной сланец, поставленный на ребро, затем серый гнейс и, наконец, изверженный трапп среди кварцевой породы с большой примесью блестящей слюды и талька. Когда мы остановились на отдых, к нам подошли два охотника за медом. Они охотились с помощью птицы-индикатора; птица прилетела, когда они пришли, и спокойно ждала их, пока они курили и болтали, затем отправилась с ними дальше.

Мухи цеце, очень многочисленные внизу, летели за нами, пока мы поднимались, но когда высота увеличилась еще на тысячу футов, мухи постепенно стали отставать и покинули нас. На закате расположились лагерем около воды на прохладной высоте и сделали себе укрытия из веток густолиственных деревьев.

28 декабря. Три человека, охотники за пчелами, подошли к нам, когда мы снова собирались в путь, и сказали, что деревня Моэрвы близко. Первая группа охотников говорила нам то же, но мы уже так часто проходили большие расстояния до мест пафуни («близких»), которые в действительности были патари («далекими»), что начинаем думать, не значит ли «пафуни» просто «желаю вам отправиться туда», а «патари» имеет обратный смысл. В данном случае «близко», как оказалось, значило час и три четверти хода от места нашей ночевки до деревни Моэрвы.

Глядя назад с высоты, которой мы достигли, видим большую равнину, покрытую темно-зеленым лесом, и в ней полосу желтоватой травы, где, вероятно, течет Луангва. На востоке и юго-востоке на пределе видимости равнину ограничивает стена синих гор милях в сорока – пятидесяти отсюда. Говорят, что Луангва берет начало в стране Чиболе, прямо к северу от Макамбье (района, в котором расположена деревня Моэрвы). Оттуда река течет на юго-восток, затем поворачивает туда, где мы переправлялись через нее.