Лекарство от любви - Алекс Вуд

Только дома, вдали от злопыхателей и шпионов, Мэган расслаблялась и давала волю отчаянию. Надежды на то, что время излечит все раны, больше не было. Прошел месяц с тех пор, как она рассталась с Райаном, а тоска по нему становилась сильнее с каждым днем. Только одна вещь напоминала ей о нем — футболка, которую он дал ей взамен платья, сшитого Глэдис. Жалкий сувенир на память о любви, который лишь бередил рану.

Но наступало утро, и Мэган собирала все свое мужество, надевала непробиваемую броню макияжа и стильной одежды и отправлялась в новый бой. Она никогда не работала так много, как сейчас, когда только репетиции помогали ей немного забыться, ощутить себя женщиной с другой судьбой, более счастливой и удачливой. Но все отмечали, что даже веселье, сыгранное Мэган, несло в себе еле уловимый оттенок грусти, словно она не могла искренне радоваться…

В день премьеры Мэтт явился в театр с роскошным букетом, составленным из роз, хризантем и лилий. Сидел он, естественно, в первом ряду и успел перед началом раздать автографы и попозировать перед камерами. Его бы пропустили и в гримерку к Мэган, но она строго-настрого запретила ему мешать ей.

Мэган гримировалась сама и почему-то вспоминала тот день, когда Фрэнк подошел к ней после спектакля. Если бы она заранее знала, к чему это приведет, отказалась бы она знакомиться с ним, идти к кафе, вести к себе домой? Она бы по-прежнему переживала измену Мэтта и, может быть, простила бы его до следующего раза. Она бы не знала, как пекут хлеб и чистят курятники (а ведь она до сих пор не может забыть этот запах!), не видела бы, как отмечают праздник любви на берегу речки, не скиталась бы по лесу в одиночку и не страдала бы от укусов мошкары…

И не знала бы Райана.

— Мэган, пора. — В дверь гримерки постучали.

Мэган встала. К черту воспоминания и размышления! Мэган Холланд должна исчезнуть, уступить на два часа место другой женщине, которая уже поглядывает на нее из зеркала ярко накрашенными глазами из-под кокетливой шляпки с пером.

— Иду, — отозвалась Мэган и в последний раз провела пуховкой по лицу.

Зал был полон, и Мэган, ожидая за кулисами свой выход, чувствовала, как привычная легкая тошнота подступает к горлу. Она так и не избавилась от волнения, особенно на премьере. Еще минута — и она выйдет на залитую светом сцену, где все выглядит не так, как кажется из зрительного зала, и два часа будет жить в другом, искусственно созданном мире, словно пластиковая фигурка в диораме. Страшно… и упоительно… Отрешиться от собственных забот, забыть об изорванном в лохмотья сердце, о счастье, которое поманило, повело за собой, а потом безжалостно бросило в кромешной тьме.

— Мэган, ты что, заснула?

Ее кто-то больно толкнул в бок, и Мэган поняла, что замешкалась и пропустила момент выхода. Она сделала глубокий вдох и шагнула на сцену, оставляя Мэган Холланд позади со всеми ее воспоминаниями и муками.

Мэтт хлопал громче всех. Надо же, он и не подозревал, что его маленькая Мэг так талантлива. Он всего лишь раз был на ее спектакле, в самом начале их отношений. Как она выросла за три года. Бесспорно, звезда. Одаренная, красивая, как магнитом притягивающая к себе все взгляды. Когда она на сцене, невозможно смотреть ни на кого другого. Каждый ее жест — произведение искусства. С какой грацией она передвигается по сцене. А ее голос? Он завораживает, околдовывает, и неважно, что она говорит, главное — слушать, наслаждаться его чарующими нотами…

Мэтт был уверен, что никто в зрительном зале не испытывает столь сильных чувств, как он. Конечно, все восхищаются Мэгги, но лишь ему доступна истинная глубина переживаний, ведь он один держал эту восхитительную женщину в объятиях и целовал ее губы. Он один знает, как она выглядит без одежды, знает все ее милые слабости и недостатки…

Мэтт был бы неприятно удивлен, если бы кто-нибудь сказал ему, что есть в зале мужчина, который мог бы оспорить его право на Мэган. Он сидел в последнем ряду амфитеатра, у самого выхода, потому что покупал билет за десять минут до начала. Мужчина был молод и хорош собой. Его длинные светлые волосы и загорелая кожа привлекали взгляды многих. Одет он был просто — джинсы, футболка и легкая темная куртка-ветровка, но все сидело на нем отлично и не скрывало, что у молодого человека прекрасная фигура. В руках он сжимал букет из семи красных роз. Подбородок молодого человека украшали несколько свежих порезов, знакомых мужчинам, которые не часто пользуются бритвой; а более светлая, чем на лбу, кожа указывала на то, что совсем недавно он носил бороду.

Все же, несмотря на неказистую одежду и обычную манеру поведения, свойственную театральным зрителям, было в молодом человеке нечто, что сразу выделяло его из толпы. Не раз и не два в антракте с ним заговаривали бойкие девушки, но он пресекал любые попытки познакомиться. Он был чрезвычайно вежлив, но сух и безразличен настолько, что даже шустрые нью-йоркские красавицы терялись.

Впрочем, если бы они могли взглянуть на его лицо во время спектакля в те моменты, когда на сцене появлялась Мэган Холланд, все вопросы отпали бы сами собой. Лицо молодого человека преображалось до неузнаваемости. Ему больше не нужно было контролировать себя, и в спасительной темноте зрительного зала, где никто не мог стать свидетелем его слабости, он наконец признавался в любви.

Эта женщина, хрупкая и сильная одновременно, перевернула вверх дном всю его жизнь. Когда он наткнулся на нее в лесу, такую беспомощную, несчастную, в уродливой одежде, он и подумать не мог, чем закончится для него эта случайная встреча. Человеколюбие заставило его помочь бедной девушке, но уже через сутки он точно знал, что не успокоится, пока не убедится в том, что опасность для нее окончательно миновала. Она стала так дорога ему, эта темноглазая Мэган. Вначале он думал, что она сумасшедшая, потом, что она ангел. Теперь все стало на свои места. Она актриса, известная и талантливая, а он никто, полуотшельник и полуохотник, ничего не представляющий собой в том блестящем мире, куда она стремилась вернуться.

А ведь он знал, что так оно и будет. Просил, чтобы она оставила его в покое. Но с равным успехом можно было бы умолять звезды погаснуть или реки течь в обратном направлении. Разве Мэган могла измениться по его желанию и стать уродливой, глупой, вульгарной, чтобы он в ужасе отшатнулся от нее?

Но она была тем, кем была, и он любил ее так, как мужчина только может любить женщину.

Она была создана для него. Он знал это так же твердо, как знал охотничьи тропы и повадки животных. Без нее он был недоделанным, половинчатым существом, обреченным на вечное скитание в поисках гармонии, с ней ему не нужно было ничего искать. Она была его домом, его истиной, его целью. Она была его Любовью, и больше ему нечего было желать…

И все же он позволил ей уйти. А что еще было делать? Она хотела домой, ей угрожала опасность, она привыкла к другой жизни. Он ничего не мог ей предложить — значит надо было держаться и не ныть. Разговоры о нежных чувствах вообще не для него, он человек дела. А она всегда найдет кого-нибудь, кто будет рядом и сумеет позаботиться о ней.