Аллоды. Все корабли Астрала - Роман Афанасьев

Как следует осмотреться Гордею не дали – ступив на борт острова, команда «Бесстрашного» заторопилась, гибберлинги подтянулись: и весьма бодро пошли по широкому коридору, ведущему внутрь корабельных построек. Гордею, легко выдерживающему быстрый шаг гибберлингов, удалось рассмотреть только то, что открывалось прямо перед ним, а именно – прямой большой коридор, больше напоминавший улицу с крышей, да окошки в стенах, подозрительно напоминавшие бойницы. Судя по всему, эта улица внутри корабля-острова была сделана только для одного – для прохода толпы гибберлингов, спешащих на Совет.

Когда впереди забрезжили огни, очнувшийся от грез Винсент неожиданно оказался совсем рядом с другом и шепнул ему прямо на ухо:

– Начинается. Помни об уговоре.

Гордей, помрачнев, кивнул и, выполняя обещание, накинул на голову капюшон, скрывший его лицо. Эльф последовал его примеру, и оба превратились в безымянных дылд с закрытыми лицами.

Капюшоны, оказывается, им заранее сшили гибберлинги, но приторочили их к одежде только перед самым советом. Эрик уверял, что это простая формальность, но ее нужно выполнить – на совете чужаки не должны показывать лицо, делая вид, что их на самом деле тут как бы и нет. И откинуть капюшон можно было только по требованию старейшины. Винсент, наблюдая за тем, как его легкий и сохранивший остатки шика сюртук превращается в нечто неописуемое с капюшоном, чуть не воспламенился от злости. Гордей отнесся к этому спокойнее – его изуродованной куртке уже ничто не могло повредить. Рукавов нет, карманы потерты, полы в дырах, ну пусть еще и капюшон будет.

Он и теперь об этом не жалел. Думал лишь об одном: все это поможет ему увидеть, наверное, самое тайное сборище на свете! Уж самое необычное – это точно. Маленькая пушистая раса собирается на совет на борту рукодельного острова, затерянного в глубинах астрала. Рассказать кому в деревне – так на смех поднимут.

Усмехнувшись, Гордей чуть наклонил голову, протискиваясь в большие – для гибберлингов – двери, которыми заканчивался коридор и вошел в зал Совета.

На этот раз он не застыл на месте. Просто машинально сделал пару шагов в сторону, освобождая проход остальным гибберлингам с Бесстрашного, и лишь тогда замер, пытаясь охватить одним взглядом все великолепие, открывшееся ему в зале Совета.

Тот купол, что он видел снаружи, оказался пустым. Он прикрывал собой огромную площадку, на которой могла уместиться целиком главная площадь Новограда. А в ее центре росло дерево – настоящее живое дерево, неизвестно как обходившееся без солнечного света. Именно оно поразило Гордея до глубины души. Он, с детства ходивший по всем окрестным лесам, прекрасно понимал, как сложно в таких условиях вырастить и сохранить настоящее дерево. Большое, размером с вековой дуб – но не дуб, это точно, – живое, с золотистой тонкой корой, густой кроной зеленых листьев, казавшихся в полутьме черными. В конце концов Гордей решил, что здесь не обошлось без колдовства, и отвел взгляд, рассматривая зал.

Света тут было маловато – большие желтые кристаллы, прикрепленные к куполу, светили довольно тускло, и в зале царила полутьма. Хорошо освещена была только площадка вокруг дерева, а окраины утопали в темноте. Именно поэтому молодой охотник прежде всего заметил круг больших деревянных кресел, установленных вокруг дерева, а потом уже заметил гибберлингов, толпящихся за спинками. Площадь была забита гибберлингами, возившимися и громко перешептывающимися в полутьме. Никаких скамеек или кресел тут не было, и всем приходилось стоять. Команда «Бесстрашного», прибывшая в числе последних, разумеется, осталась на краю, почти у самого выхода. Лишь семейка Сига Быстрых и Эрик пошли вперед, к кругу из деревянных кресел.

Едва команда разместилась в полутьме, у стен, Гордей и Винсент, как и было условленно, тут же уселись на пол, чтобы не торчать из моря гибберлингов подобно жердям. Видно стало хуже, и Гордей поднялся на колени, став лишь чуточку выше обычного гибберлинга. Винсент последовал его примеру, и друзья замерли, напряженно всматриваясь в толпу, над которой висел протяжный гул от сотен голосов.

Светильники над креслами вспыхнули ярче, и Гордей затаил дыхание – как и сотни собравшихся в зале гибберлингов. В зале сразу наступила тишина. Было слышно только, как шепчутся старосты, выходя к своим креслам.

Их было девять – девять семеек, все полные, по три персоны. В том, что это старосты, у Гордея не было никакого сомнения, все гибберлинги, занявшие кресла, носили бороды до пола и были почти абсолютно белыми от седины. Каждый из них представлял свою общину, был голосом иногда десятков, а может, и сотен гибберлингов. И хотя Эрик заранее предупредил его о том, что будет происходить, Гордей вздрогнул, когда над залом внезапно повис тяжелый гул.

Сотни голосов, произносящих одновременно одни и те же тяжелые фразы, слились в одну вибрирующую ноту, давящую на уши и заставляющую прижиматься к земле. Гордей не мог разобраться слова, только слышал, как повторяется знакомое «Иса», и понял, что гибберлинги перед советом взывают к памяти предков и к давно потерянной родине. Эрик рассказывал о том, что дерево в центре зала совета символизирует собой Великое Древо, росшее когда-то на Исе. Это место, на границе льда и пламени, было святым для всех гибберлингов. Именно под ним молодежь проходила обряд посвящения, официально переходя во взрослую жизнь. Но Иса была потеряна, как и Великое Древо. И с тех пор, строго говоря, гибберлинги, не прошедшие обряд посвящения у святого Великого Древа, не могли считаться взрослыми. Эрик предупреждал, что это очень больной вопрос, и просил ни в коем случае не касаться его. Это вопрос веры гибберлингов, и лучшее, что могут сделать эльфы и люди, – вовсе не вмешиваться в разговоры, касающиеся Исы, Великого Древа и Поиска.

Гордей и не собирался, честно говоря. Он хотел лишь послушать, о чем будут говорить старосты, а особенно о том, что они будут говорить о Кании. Эрик взял с него обещание: что бы ни говорили о Кании и канийцах, Гордей должен молчать. Даже если будут говорить плохое, оскорблять людей – молчать. Долго и настойчиво Эрик вколачивал в голову молодого охотника идею о том, что многие из тех, кто скажет плохие слова, на самом деле так не думают. Они просто хотят оказать давление на своих противников, разрушить их замыслы, переманить на свою сторону новых сторонников. И что большинство разговоров тут могут быть лживы, и все знают об этом. Это как игра, все понарошку. Эрик называл это политикой, и Винсент одобрительно кивал головой, явно понимая, о чем идет речь. А вот у Гордея в голове не укладывалось, как такое может быть и кто по доброй воле будет разбираться в этом коме лжи и полуправды.

Последнее слово, произнесенное хором гибберлингов, было, конечно, «Иса». Продолжения не последовало, и над залом снова нависла тишина, приобретшая оттенок тревожного ожидания. Гордей очнулся от воспоминаний и приободрился, зная, что сейчас последует. И он не ошибся.

Один из девяти старейших семеек – тот, что сидел спиной к Гордею, – поднялся, сделал пару шагов к дереву и остановился, опираясь на короткую суковатую палку. Охотник догадался, что это старейшина – самый уважаемый из старост общин, которому доверили распоряжаться на совете, вести его и принимать решения.