Колье без права передачи - Лариса Соболева

Звонок сотового телефона вывел ювелира из задумчивости. Управляя машиной одной рукой, он достал мобильник и поднес к уху.

– Это Вера Антоновна. Здравствуйте, Казимир Лаврентьевич.

– А, здравствуйте, – улыбнулся он, хотя видеть улыбку она не могла.

Верочка не только сама заказывает у него изделия из золота, в основном колечки, но и приводит новых клиентов. Казимир Лаврентьевич создал несколько настоящих шедевров и дал им названия: «Императрица» – прозрачные камни в оправе из листиков, «Смарагд» – с обязательной вставкой из камней зеленых оттенков, «Симфония» – сочетание цветных кристаллов. Эти его перстни великолепны, и местные богатые дамы своим долгом считают заказать хоть один перстень из трех, чему постоянно способствует Верочка. Поэтому старый ювелир очень ее ценит.

– Я вас целый день разыскиваю, потеряла номер сотового телефона! Но ваш сын, к счастью, сообщил номер, – стрекотала Верочка.

– Рад вас слышать и весь – внимание.

– Казимир Лаврентьевич, сделаете анализ одной вещице?

– Душа моя, анализы делают в поликлинике, – пошутил он.

– Я не так выразилась. Ну, проверить надо… У меня есть одна штучка, я хочу знать, сколько она стоит, а то боюсь обмана. Но вещь симпатичная.

– Разумеется. Привозите в мастерскую. Я сейчас же еду туда.

– Через час я буду.

Да, работа есть работа. Не всегда ее бывает достаточно, и Казимир Лаврентьевич дорожит клиентурой. Он развернул автомобиль и поехал в мастерскую. Сын как раз закрывал салон и пожурил отца, что тот не лежит, как предписано врачами, а ездит по городу.

– Належался, – отмахнулся Казимир Лаврентьевич. – Ты поезжай домой, я хочу поработать немного.

Генрих покачал осуждающе головой, но спорить с отцом не стал.

В восемь часов вечера Вера Антоновна нагло заехала на тротуар, остановив машину носом к двери мастерской, позвонила. Казимир Лаврентьевич впустил ее, предложил стул, а сам уселся в рабочее кресло за стол:

– Ну, показывайте, что там у вас?

Она достала косметичку, затем выудила оттуда… Бросив один-единственный взгляд на «симпатичную штучку», как выразилась Вера Антоновна, Казимир Лаврентьевич уже понял, что привезла клиентка. У него учащенно забилось сердце…

Три дня недели Ева обожает, потому что эти дни относительно свободны. В субботу и воскресенье она не метет улицу и не убирает коридор с сортирами, остается только кафе. А в понедельник кафе не работает, значит, весь вечер гуляй, сколько влезет.

Сидели они с Батоном до семи вечера, выпили чуточку – по полбутылки. Понадобилось продолжить, а денег нет. Ева и надумала домой сбегать.

Она заглянула в подъезд – темнотища. И людей никого, хотя еще не поздно. Последнее время Ева не переносит темноту, а раньше ей наплевать было – день или ночь. После убийства Пушка, в общем-то, безобидного ханурика, Ева познакомилась со страхом.

Особенно страшно бывает, когда не знаешь, чего ждать и от кого. Вроде бы и причин нет бояться, а страшно. Жизнь, оказывается, так легко обрывается, но она все равно любимая, несмотря на материальные трудности и презрение окружающих. Собственно, окружающих и боялась Ева, потому что среди них есть некоторые – зверье натуральное! – убивающие людей из спортивного интереса. Ну, вот подумать – за что грохнули Пушка? Брать у него нечего, врагов не было… Да и какие враги у забулдыги? Значит, из спортивного интереса грохнули. Так и ее могут…

Ева заглядывала в подъезд и никак не решалась войти, чтобы подняться к себе. Зря не взяла с собой Батона… Сказала ему, что сбегает за деньгами и шмотками и вернется через пять минут, потом они купят ампулу самогона и еще раз помянут Пушка. Подумала, что Батон и так-то занудливый и вредный, а сейчас еще, выпивши, только мешать сборам будет. Желательно с ним поменьше общаться, а то опять на кулак нарваться можно. Но жить Ева намерена у него. Так сказать, вместе веселей, опять же – не страшно. Однако домой сейчас попасть обязательно надо. Белье взять, сменную одежду, деньги и еду, а то пропадет жратва, она ж денег стоит. Еву все клянут, как хотят, а она, между прочим, чистюля, гигиену любит… когда трезвая.

Ева наконец решилась и вошла в подъезд. Глянув вверх, обрадовалась: на верхнем этаже горит свет. Ступив на лестницу, она на секунду задержалась, а потом взмыла на третий этаж одним махом. Ключ уже держала в руке, но сразу не попала в замочную скважину…

Внезапно ей на рот легла тяжелая рука. Ева забилась, вырываясь из тисков неизвестной силы, но незнакомец держал ее крепко и прошипел в самое ухо:

– Тсс… Отдай ключ…

Ева не давала, выворачивала руку с ключом, однако мужчина сзади, прижимавший ее к себе, перехватил руку и забрал ключ, чуть не сломав пальцы. Бешено забилось сердце у Евы! И дрожало все тело. Просто колотилось о человека сзади, как от электрического тока! Ева почувствовала тепло, исходившее от него, и ей стало вдруг холодно. Так странно: от тепла человеческого тела – холодно. Но сзади был не человек, а сатана, Ева и это чувствовала, потому-то его тепло и обдавало смертельным морозом.

Он торопливо вставил ключ, повернул его два раза – каждый поворот отозвался внутри Евы: смерть, смерть! Мужчина открыл дверь и оторвал Еву от пола – она же легонькая, весит мало. «Не хочу!» – закричала она, но послышалось одно мычание, он сжимал ей скулы вмертвую. Ева выпрямила колени, раздвинула ноги и уперлась ступнями в дверной проем. Мужику никак не удавалось пропихнуть ее внутрь квартиры, он шипел ругательства, применяя силу. И вдруг Еву пронзила резкая боль – он ударил по ее лодыжке ботинком. Мигом от боли ослабли колени, он втащил ее в квартиру и швырнул в стену, после чего захлопнул дверь и произнес раздельно, чтоб в вечно хмельной головке Евы отпечаталось:

– Не ори, иначе убью!

Настала тишина. И темнота. Душа Евы сжалась до маленького комочка, опустилась в низ живота, будто хотела убежать, но застряла где-то в… мочевом пузыре. А сердечко увеличивалось и увеличивалось… Ему не хватало места в груди, каждым ударом оно обжигало, да так, что невыносимо было дышать, словно Ева попала в ад. Одной ладонью она сама зажала себе рот, чтоб не закричать, а второй судорожно утирала слезы. Она не всхлипывала – до того боялась нашуметь. И вообще, все происходящее казалось ей невсамделишным: ведь Ева безвредная, даже не воровала никогда – ну, у Пушка часы стащила, и все, – она честно зарабатывает деньги и пропивает их. Кому от этого плохо? Только ей.

А он не делал никаких движений и молчал. Наверное, ждал, когда Ева оправится от шока. Значит, ему что-то нужно. Но его не было видно в темноте, лишь по холодящему теплу Ева чувствовала, что он здесь, в коридоре, напротив стоит…

От напряжения у Казимира Лаврентьевича выступил на лбу пот, участилось дыхание – явно подскочило давление. Ему потребовалось собрать всю волю, чтобы не очутиться на полу в бесчувственном состоянии, как прошлый раз.

На столе, прямо перед ним, лежало колье Агнессы. Казимир Лаврентьевич опустил ладони на стол по краям ожерелья, боясь дотронуться до него. Что это? Почему оно так просто пришло к нему? Бес принялся водить хоровод вокруг бриллиантов Агнессы или это та случайность, которая обязательно станет роковой?