Хельмут Ньютон. Автобиография - Хельмут Ньютон

Это были не бордели, а меблирашки. Клиент выбирал свой «товар» и платил за комнату. Девушка получала за деньги полотенце от консьержки. В те дни все стоило очень дешево. Не знаю, какие там цены сейчас, не приходилось бывать.

Хотя полицейские частенько заглядывали в такие места, они больше защищали девушек, чем клиентов. Фотографировать не разрешалось; я не видел табличек с надписью «фотосъемка запрещена», но помню, как попытался это сделать и быстро понял, что стоит убрать камеру подальше. Лучше было получить предупреждение от полицейских, чем от проституток, которые точно бы избили меня до бесчувствия. Многие девушки приехали из сельской глубинки и не хотели, чтобы родные проведали, чем они занимаются.

Когда к нам приезжали заграничные гости, мы угощали их обедом, потом сажали в автомобиль и показывали виды Парижа. Джун считает странным, что я никогда не признавался ей, как часто гулял в одиночестве по парижским улицам. Это был мир, совершенно пленявший меня, поэтому прогулки были частыми и очень личными.

...

...

В Берлине был замечательный бордель на Кнезебекштрассе, которая идет параллельно Шлютерштрассе. Он располагался в одном из типичных берлинских домов с длинными коридорами, по меньшей мере с десятью комнатами на этаже и с одной огромной гостиной размером с бальный зал.

Помню, как я обнаружил этот бордель и отправился туда. В гостиной был бар, где можно было выпить. Вы не обязаны были идти с девушкой, если не хотели этого, но сами девушки были замечательными, миловидными и находились в разной степени наготы. Никто не навязывал свои услуги, все было очень культурно. Вы пропускали стаканчик, потом выбирали одну из девушек и, если оказывались довольны ее услугами, могли в следующий раз снова обратиться к ней. Разумеется, иногда приходилось долго ждать, потому что она была занята с другим клиентом.

В Голливуде я сделал массу фотографий девушек в мотелях с водяными матрасами, расположенных на бульваре Вентура. По телевизору в номерах показывали порнофильмы – это было очень эксцентрично и совершенно не похоже на то, что я видел в Париже.

В 1957 году я также работал для берлинского журнала Constanze, чтобы иметь достаточно денег для жизни в Париже. Это был не первый раз, когда я вернулся в город своего детства. Еще до нашего отъезда из Австралии я купил Джун книгу Кристофера Ишервуда «Прощай, Берлин». Мы остановились в пансионе, похожем на тот, что был описан в книге, и замечательно провели время в городе, посещая ночные клубы, бары, рестораны и кафе. Тогда я обошел вновь все места своего детства и берлинские трущобы.

Помню визиты в бары, кабаре и пивные, где сделал много снимков во время своих частых поездок в Берлин. Там был Chez Nous – безумный бар для гомосексуалистов с великолепным представлением – «Ким Новак», обладавшая поразительным сходством со своим прототипом, пела и танцевала, а в финале срывала с себя лифчик и парик и оказывалась миловидным белокурым юношей. Знойная «Марлен Дитрих» во фраке и с цилиндром на голове, ростом под два метра и с глубоким хриплым голосом. Кого там только не было! Я обычно заходил в бар, пропускал несколько стаканчиков, пропитывался истинно греховной атмосферой Берлина и болтал с актерами между выступлениями. Однажды я взял с собой Джун, и она пришла в ужас, когда увидела мои фамильярные отношения с этими людьми.

Работа в Constanze была очень тяжелой. Нас отпускали из фотостудии после рабочего дня только к вечеру, так что это в чем-то напоминало мои школьные дни. Редакция журнала занимала весь верхний этаж большого дома на Курфюрстендамм. В помещении фотостудии раньше находилась мастерская скульптора; все модели и фотографы имели маленькие комнатушки по соседству и часто спали на рабочих местах. Мы платили за комнаты номинальную сумму, вроде пятнадцати дойчмарок за ночь, а завтрак и ланч подавали прямо в студию. Это было просто ужасно, как в казарме.

...

Нас не выпускали из студии, пока мы не выполняли норму по съемке невероятного количества платьев, которых с каждым днем становилось все больше и больше. Это было настоящее рабство. Нам разрешали выйти из студии и развлечься в городе, только когда мы заканчивали дневную работу.

Почему я не занимался рекламой? Я не только не знал, как находить клиентов, но и с самого начала понимал, что, для того чтобы стать известным модным фотографом, нужно поработать в редакциях крупных журналов. Я не смог бы прославиться, занимаясь рекламой, но, работая редакционным фотографом, я приобретал определенную репутацию и знал, что это залог успеха в долгосрочной перспективе.

Джун проявила волю и выдержку. Она не говорила: «Иди и заработай побольше денег, чтобы мы могли покупать мясо». Она прекрасно понимала мои устремления, желание стать великим, модным фотографом. Ведь как я уже говорил, когда человек выбирает фотографию, он делает это не с целью заработать состояние.

Я не признавал студийную работу. Мне очень не нравилось снимать в студии, но, когда мы работали над коллекциями haute couture [14] , нам не разрешали выносить платья для съемок в музеи, парки или на улицы. Это было еще до наступления эры телевидения. Лишь телевидение смогло преодолеть запрет, наложенный Палатой высокой моды в Париже на публичный показ новых коллекций haute couture. Знаменитые кутюрье не без оснований опасались, что их парижские творения будут скопированы производителями дешевой одежды.

Я укутывал девушек в белые простыни и тайком отводил их в парк Тюильри, где с большими предосторожностями фотографировал модели haute couture. Жизнь была прекрасна, но мне никак не удавалось заработать денег достаточно, чтобы сводить концы с концами.

В 1960-х годах у меня начались неприятности с щитовидной железой, что привело к нескольким ужасным приступам. Я худел с каждым днем. Знакомые задумывались, сколько мне осталось жить. Меня шатало, как тростинку. Люди полагали, что я сижу на наркотиках, а врачи были уверены, что у меня рак. Однажды Сьюзен Трейн, редактор американского Vogue, отправила меня к доктору Жану Даксу, который сразу же поставил правильный диагноз и меньше чем за полгода вылечил меня. Жан стал нашим другом и, как и Сьюзен Трейн, пришел на помощь в другой трудный момент моей жизни.