Комната страха - Вадим Левенталь

В баре оказалось не темнее, чем на улице. Снаружи были огни, бликующие по мокрому асфальту, – фонарей и витрин, – и мелькали автомобильные фары, а здесь – такие же разноцветные лучи осветительных приборов, направленных на крохотную сцену, и неоновые лампы с алкогольными логотипами.

Что́ внутри было другое – Уля именно это почувствовала первым делом, когда вошла, пропустив вперед Оксану, после секундной толкотни: она пыталась открыть дверь, саму по себе тяжелую, да ее еще и присосало потоком воздуха к косяку, так что пришлось брату помогать, и когда он дернул дверь, она открылась с низким чмоканьем, – внутри была другая плотность звука, шума музыки здесь оказалось не меньше, чем там – шуршания шин, подошв, телефонного гомона и прочего, но само помещение бара было маленьким, едва ли больше гостиной в средней квартире. Они сегодня одевались – Оксана одевалась, но Улю в конце концов тоже закрутила с собой, заставив сменить джинсы с топиком на зеленое (нет, не идет) – длинное черное (ну его, всю улицу будешь им подметать) – нет, вот, синее с голой спиной (хочешь, забирай себе, будет на память – да ну тебя), шикарное платье, а потом еще расчесывались и красились – у Оксаны дома в такой же гостиной, может, чуть поменьше.

Оксана хотела гульнуть – не «напоследок», конечно, потому что она выходила за редактора глянца, парня, который в компаниях развлекал всех карточными фокусами, а главным своим делом считал, кажется, устройство городских развлечений вроде Дня воздушных шариков или КППКП – Коктейльного приключения по креативным пространствам, так что понятно было, что тусоваться меньше она не станет, как бы не наоборот, – скорее дело было в следовании традиции, коль скоро традиция предписывала веселиться – надо гульнуть. Ты пойми – она трясла Улины пальцы – я не хочу этой тягомотины: собрать девчонок, заказать столик, выслушивать советы, давать советы, а-а-а, давайте выпьем за нас, за баб, пусть сдохнут те, кто нас не захотел, вот эта вся хрень; только мы с тобой – и будем ходить по клубам, пьяные и ма-аксимально загадочные, а? Оксана подмигивала, улыбалась, корчила рожицы – этот задор Улю очаровывал и завораживал, она размякала от него и соглашалась на всё что угодно, хоть на воздушные шарики и КППКП, что уж говорить о секретном девичнике. Думая о нем, она накануне мастурбировала, хотя, само собой, никаких таких планов на него не строила – и все-таки, когда они, уже накрашенные, причесанные, одетые, собрались выходить из дома, и появился Оксанин брат – с работы, в костюме, – а Оксана решила, что им обязательно нужно взять его с собой (ты только подумай, как это клево будет выглядеть – как будто мы бляди, а он наш сутенер! давай!), Уле стоило усилия столь же беззаботно, без паузы выпалить: вау, офигеть, давай с нами, Колян! – и улыбнуться.

Коля спросил, куда это они так разоделись, и Оксана сказала: мы решили сделать вид, что сбежали со светской вечеринки, – хотя в ее случае это было не более чем риторической фигурой, ясно же, что это объяснение она придумала прямо сейчас, Оксана вообще, кажется, никогда не принимала никаких решений, а только пробиралась через джунгли событий, ориентируясь на чутье, будто она вовсе была свободна от первородного греха рефлексии, вынуждающего человека строить предположения, просчитывать варианты, выбирать из них один-единственный и нести ответственность за свой выбор. Платья не были исключением – сначала Оксана надела свадебное (чтобы показать Уле, но и, конечно, чтобы самой еще раз в нем на себя полюбоваться), и Уля, застегивая молнию на ее спине, не могла отказать себе в тихой радости провести пальцами по коже, прикрывавшей и вместе с тем подчеркивавшей игру позвонков, потом решено было, что Уля наденет какое-нибудь из Оксаниных платьев, чтобы сфотографироваться вместе, потом Оксана скинула с себя белый колокольчик и, прыгая в трусах и в лифчике, не менее ослепительно белых, кричала: подожди, не снимай, я тоже сейчас! – и только после того, как она встала у зеркала рядом с Улей, тоже в вечернем платье, ее осенило, что надо так и идти сейчас, ты что, это же мегакруто! Только зеленое тебе не идет, нужно покороче, сейчас поищем.

Оксана снимала одно платье и надевала другое, в интермедиях Уля смотрела на ее раскачивающееся звериное тело, передавала Уле снятые платья, доставала из шкафа новые, хохотала, теребила Улю за плечи, Уля помогала застегивать и расстегивать – молнии, пуговицы, завязки, – и на пике этого веселья Уля со спины, дотянув язычок молнии до финального изгиба шеи, туда, где зарождались прозрачные волосяные колечки, обняла Оксану и поцеловала ее за ухом. Оксана обернулась с широкой улыбкой и, слегка поджав подбородок, заговорщически протянула: ээй, ты чего? – как чего? (Уля скопировала Оксанину гримаску) просто я тебя люблю, моя вишенка! Оксана ткнула Улю в живот острыми указательными пальцами: ого-го, вишенка, и я от тебя без ума!

Коля тоже не мог сопротивляться напору сестры – пожалуй, сопротивлялся дольше, но и только. Глядя на то, как технично Оксана его уговаривает – как если бы она выполняла простую, но требующую всё же сноровки и навыка работу, лепила бы, допустим, пельмени (о, Оксана была повариха!), – от Коля, ну пожалуйста через я обижусь навсегда-навсегда, на целых три дня до ты же самый лучший братик на свете, – Уля подумала, что этот механизм наверняка работал каждый раз совершенно одинаково и со временем только лучше, – и еще подумала о восторге, который должна была, впервые убедившись в безотказности работы этого механизма, испытать двух– или трехлетняя Оксана – Коля был старше ее почти на десять лет.

Он сказал, что только побреется, – Оксана с Улей сложились пополам, хохоча, – Коля, наверное, уже готов был обидеться, но Оксана умела выключать звонкий рожок своего смеха так же мгновенно и наглухо, как словно по щелчку в любой момент его включать: мы не над тобой, мы над собой смеемся, это мы тут собирались полтора часа, – и, ткнув Улю локтем, она будто сняла свой хохот с паузы.

Причесывались и в самом деле не меньше часа – нельзя же было идти в вечерних платьях и с соломой на голове. Сначала Оксана укладывала Улины прямые, гладкие пряди, чтобы они ливнем стекали на открытые плечи, потом Уля поднимала непослушные Оксанины кудряшки, собирая их в пучок, – в ход шли антистатики, гели и лаки, щетки и расчески, заколки и резинки. Они хохотали и визжали, по спине Ули проносились разряды, когда Оксана касалась кожи ее головы за ушами, и когда она наклонялась, чтобы строго взглянуть в зеркало, Уля чувствовала тепло ее дыхания на своей шее и замирала. Когда они закончили – уже перепробовав все тени, подводки, румяна, тональники и помады, нарисовав брови, перекрасив ногти, сделав дежурный селфи в зеркале, – Оксана взяла Улю за талию и повернула к себе: ну теперь, вишенка, все мужчины мира твои! Уля, вымотанная этим марафоном, сказала только, что неплохо бы глотнуть немного вискаря для разгона.

Вискарь Оксана стащила из отцовских запасов – в бутылке было чуть больше половины. К моменту прихода Коли осталось едва ли больше трети, так что встречали они его полными сил. Сначала поехали ужинать – Коля настаивал, а Оксана, хотя в первый момент эта идея не привела ее в восторг (собирались сто лет, теперь есть сто лет, так мы к утру до клуба доберемся!), через две секунды, во время которых она наклонила голову, как будто целиком уйдя в себя, вынырнула и с таким же воодушевлением, с каким две секунды назад была против ужина, горячо его поддержала. По-настоящему ужинал только Коля, Оксана с Улей съели по салату, и то – свой Оксана оставила недоеденным, зато пока Коля разбирался с лазаньей (вкусно, Колян? – нормально), успели выпить четыре разных коктейля – пробовали друг у друга, передавая соломки, тронутые помадным инеем. Когда вставали из-за столика, Оксана покачнулась, ухватилась за Улю, они прыснули, и Коля, бросив в папочку чаевые, сказал, что, пожалуй, такими темпами они до утра не дотянут. Коленька, – Оксана уже восстановила равновесие и повисла на брате, – с тобой нам ничего не страшно, все будут думать, что ты наш охранник, тебя, кстати, на работе никто за охранника не принимает? а то ты похож, – она ловко увернулась от его подзатыльника (шуточного, конечно) и, хохоча, потащила Улю к выходу. После этого поехали в клуб.