Воин любви. История любви и прощения - Мелтон Дойл Гленнон

Как-то вечером я мыла посуду, и на кухню пришла Эмма. Она пыталась привлечь мое внимание, но я не замечала ее, пока она не схватила меня за ногу и не сказала:

– Мамочка! Мамочка! Ты снова под водой?

Когда я задумываюсь, то практически ухожу под воду. Я превращаюсь в дайвера, который ищет сокровища и не замечает, что другие люди нуждаются в нем и пытаются вытащить его на поверхность. Мне хочется сказать: «Оставьте меня в покое! Здесь мне хорошо. Я не могу обращать на вас внимание, потому что мысли о вас отнимают слишком много сил. Я должна либо парить над своей жизнью, либо нырнуть в глубины под ней».

Я думаю о Крейге, о том, что воспринимала его потребность в любви как постоянную помеху своему существованию. Он постоянно требовал, чтобы я вынырнула на поверхность или приземлилась, а я вечно обижалась на это. Жизнь разума казалась мне и более безопасной, и более интересной, чем реальная жизнь с ним. Теряясь в мыслях, я уходила в бездонные глубины, где таились сокровища. Жизнь рядом с ним казалась мне, мягко говоря, поверхностной и мелкой.

Но что, если я ошибалась? Что, если реальная жизнь именно здесь, а не там? Что, если цель жизни – это связь, а установить ее можно только на поверхности? Может быть, ценой отказа жить в собственном теле в окружении других тел является одиночество?

Я вспоминаю, о чем меня спрашивали те, кто узнавал мою Новость? «Гленнон, ты его любишь?» Этот вопрос пугал и раздражал меня. Что они имеют в виду? Сами-то они знают, о чем спрашивают? Что такое – эта «любовь»? Я всегда полагала, что любовь – это некий идеальный шторм чувств, который захлестывает некоторых счастливчиков. Но теперь мне кажется, что любовь – это не чувство. Это священное место, где двое могут выпустить на поверхность свои истинные «я» и коснуться друг друга. Наверное, поэтому мы и говорим о любви – потому что нам нужно отправиться в это таинственное место. А я не способна воспринять эту концепцию, потому что пытаюсь постичь ее своим вечно парящим разумом. Так понять любовь невозможно. Любовь можно только ощутить, оказавшись в этом месте. Я постоянно парю или ныряю в глубину. Я думаю о любви, анализирую любовь, восхищаюсь ей со стороны. Но я не могу любить. Я остаюсь вдали. Когда-то я решила, что если спрячусь от реальности, то никто не сможет причинить мне боли. Но никто не сможет и любить меня. Что, если мое тело – это единственный корабль, способный доставить меня в любовь?

Воссоединение… Лиз была права – это то, что мне нужно. В детстве началась гражданская война, и мое тело устранилось из нашего союза. Как мне вернуть его? Мне нужно перемирие. Я хочу быть цельной. Я хочу научиться жить в этом теле, в этом мире, с моими близкими. Я не хочу вечно быть запертой в себе самой. Я хочу любить.

Я отхожу от зеркала и направляюсь в комнату Тиш. Она спит, и я сворачиваюсь клубочком рядом и прижимаю ее к себе. Ее волосы пахнут кокосовым шампунем и свежей грязью. У нее атласная кожа. Ее дыхание ровное и теплое. Когда я с ней, я приземляюсь. Я люблю ее всей душой. Рядом с ней я попадаю в любовь. Я перестаю спешить. Я вспоминаю все моменты, когда мое тело тянулось к ней, чтобы подержать, накормить, обнять, одеть, искупать, убаюкать. Мое тело любило ее и было любимым ею. Я должна знать, как попасть в любовь всем своим телом. Я должна это знать. Тиш просыпается, я целую ее в лобик и ухожу. Ей нужно спать.

Я забираюсь в постель и плотно закутываюсь в одеяло. Я словно в коконе. Я хочу быть здесь, в своем теле. С ней. С остальными. Если любовь – это место, пусть даже очень страшное, я хочу жить в нем. Засыпая, я решаю перестать писать. Мне нужно жить этим, а не создавать это. Не форсировать свою боль и не превращать ее в искусство. Мне нужно, чтобы все происходящее с моей семьей было реальным, а не частью истории. Я не буду пытаться контролировать свою жизнь, выискивая в ней смысл. Она не материал. Мои близкие – не персонажи. Я избавлюсь от необходимости контроля и буду жить, а не писать жизнь. Я не буду прятаться от жизни, паря над ней или ныряя в глубину. Я приземлюсь посреди нее. Дверь спальни открывается, и входит мой пес Тео. Он прыгает на мою постель и сворачивается клубочком у моих коленей. Я чувствую тепло и вес его тела. Он придавливает меня к постели, словно якорь. Я люблю Тео – здесь и сейчас. Мы вместе. Собаки и маленькие дети – это нечто особое. Мне легко любить их, потому что они не могут причинить боль. Взрослые – это совсем другое, они опасны. И все же я хочу ощутить взрослую любовь. Я хочу ощутить рискованную, истинную, страшную любовь. Я хочу позволить своему телу привести меня в любовь. Я хочу этого.

На следующее утро мне звонит подруга-писательница Келли. Когда я спрашиваю, как дела, она отвечает:

– В браке все хорошо, дети счастливы, в мире никаких проблем. Это ужасно. У меня нет никакого материала. Как твои трудности, счастливая утка?

Я рассказываю, что испытываю потребность в воссоединении. Мне кажется, она будет смеяться надо мной, но Келли говорит:

– А как насчет йоги? Именно этим они занимаются. Типа воссоединения тела, разума и духа. Почему бы тебе не попробовать прямо сегодня?

Я кладу трубку и долго сижу на кухне, уставившись в стену. Келли права. Я занималась йогой раньше. И там я слышала все эти разговоры. Вроде бы йога – это то, что мне нужно.

Я отправляюсь в ближайшую студию йоги. Вхожу в вестибюль и сразу же ощущаю запах благовоний. Он подтверждает, что Бог – здесь. Я беру напрокат коврик, на цыпочках вхожу в комнату для занятий и жду. Через несколько минут появляется инструктор. Ее зовут Ким. Она начинает давать осторожные, но очень конкретные инструкции относительно того, что нужно делать с нашими телами. Положите правую руку сюда, наклоните голову вбок, поставьте левую ногу туда. Я испытываю облегчение. Мне кажется, что я ехала по сложной и опасной горной дороге, и вдруг появилась Ким и перехватила у меня руль. Долгие месяцы я принимала решения, анализировала каждый возможный шаг, потом осторожно шагала и останавливалась, чтобы оценить ущерб, который мои шаги причиняли нашей семье. Я чувствовала себя неквалифицированным Богом, определяющим будущее моей семьи. Но здесь, в этой маленькой, теплой комнатке, отделенной от моей жизни, главная – Ким. Здесь на время можно почувствовать, что я – вовсе не Бог собственной жизни. Или перестать притворяться им. В этой комнате я не могу сделать ничего, что повредило бы моим детям или мне самой. Я хочу остаться здесь навсегда, не принимать решений, не думать, не анализировать все вокруг. Я хочу сосредоточиться только на своих руках и ногах. Мне нравится не быть Богом. Вот почему мое сердце падает, когда Ким объявляет, что занятие закончено, и перестает говорить, что я должна делать.

* * *

На следующее утро я снова на своем коврике в первом ряду занимающихся в студии. Я с восторгом ожидаю, когда Бог – Ким – снова восстановит порядок в моем мире. Я прихожу сюда каждый день. В этой комнате начинаю учиться, но не так, как училась раньше. Благодаря йоге я обретаю мудрость не с помощью разума, а с помощью тела. Ким говорит мне, что делать с моими ногами.